Королева Виктория

Закон о регентстве, представленный в парламенте лорд-канцлером, был принят во время правления кабинета лорда Грея, сменившего на этом посту герцога Веллингтона в ноябре 1830 г. В нем действительно предусматривалось введение регентства герцогини Кентской в случае преждевременной смерти короля Вильгельма IV и до восемнадцатилетнего возраста принцессы Виктории. Депутаты палаты общин не оспаривали этого решения лордов, так как пришли в ужас от одной только мысли, что ненавистный, пользующийся дурной репутацией герцог Камберлендский может предъявить свои претензии на престол и попытается добиться совместного регентского правления с герцогиней Кентской. Когда герцогине сообщили о решении парламента, она с трудом сдержала слезы и заявила, что лично для нее это самое радостное событие с тех пор, как умер ее несчастный муж.

И все же весьма благополучное урегулирование проблемы регентства и даже назначение официальной английской наставницей юной принцессы герцогини Нортумберлендской не способствовали улучшению отношений между герцогиней Кентской и королевским двором. Эти отношения только усугублялись из-за негативной реакции герцогини на положение незаконнорожденных детей короля и политических разногласий. Дело в том, что король и его супруга Аделаида были убежденными тори и оказались в оппозиции к предлагаемому лордом Греем законопроекту о реформе, который премьер-министр пытался провести через парламент. Герцогиня Кентская, следуя политическим пристрастиям своего покойного мужа, всячески поддерживала партию вигов и всегда приветствовала появление их лидеров в Кенсингтонском дворце.

Семейные споры и разногласия еще больше усилились, когда король предложил изменить имя принцессы Виктории на английское. С одной стороны, герцогиня страшно обиделась, поскольку ее дочь была названа в честь матери, а с другой стороны, она поняла, что оба имени — Александрина и Виктория — выбраны без ее непосредственного участия и. фактически навязаны прежним королем, и поэтому признала, что они являются чужестранными и не совсем «соответствуют нашим национальным чувствам». В конце концов она согласилась с доводами короля, однако некоторое время спустя все же передумала и стала настаивать на прежнем имени. Король был крайне разочарован ее непоследовательностью и продолжал настаивать на том, что имя Виктория не соответствует христианским традициям Великобритании. Вместо него он предложил назвать принцессу Елизаветой, однако герцогиня наотрез отказалась даже обсуждать это.

Вскоре после этого возникла еще одна проблема, связанная с визитами принцессы в королевский дворец. Король и королева хотели бы видеть принцессу во дворце как можно чаще, однако при этом не испытывали никакого желания столь же часта встречаться с герцогиней и Джоном Конроем[4].

Одна из причин того, почему герцогиня Кентская не желала отпускать дочь к королю, заключалась в следующем: она пыталась всеми силами оградить принцессу от общения с его незаконнорожденными детьми, Фицкларенсами, которые один за другим быстро перебирались в Виндзорский дворец. Весь дворец был заполнен этими «несносными бастардами». Королева Аделаида смотрела на все это весьма снисходительно, чего нельзя сказать о герцогине Кентской. Она не упускала случая напомнить, что никакая сила не заставит ее разрешить своей дочери свободно общаться с этими отпрысками столь сомнительного происхождения. «Я никогда не позволяла прежде, — решительно заявила она герцогине Нортумберлендской, — и не намерена позволять в будущем общение Виктории с кем-либо из незаконнорожденных членов королевского семейства. И если я не буду придерживаться этой строгой линии, то как же я смогу научить Викторию отличать достоинство от подлости?»