«Что бы мы ни делали, — жаловалась королева Виктория королю Леопольду, — ничто не может удовлетворить этих религиозных фанатиков и лживых политиков-тори, которых я ненавижу всем сердцем (и это еще самое мягкое слово)». Она считала абсурдным такое поведение членов парламента, поскольку по законам страны она просто не могла и не имела права выйти замуж за какого-нибудь «паписта». А сэр Роберт Пиль оказался даже более злостным противником будущего принца-консорта, чем этот «зловредный старый глупец» герцог Веллингтон. Королева дала слово, что никогда не будет общаться с герцогом, не станет даже смотреть в его сторону и, уж конечно, не пригласит его на свадьбу. «Это моя свадьба, — решительно и твердо говорила она, когда лорд Мельбурн попытался успокоить ее и убедить, что без крупнейших политиков страны это торжество будет скандальным и просто недопустимым. — И я приглашу только тех людей, которые вызывают у меня хоть малейшие симпатии». Обстановка накалилась еще больше, когда газеты сообщили о тяжелой болезни герцога Веллингтона. Королева Виктория наотрез отказалась послать сообщение о своем сочувствии герцогу и пожелании скорейшего выздоровления. Чарльз Гревилл навестил герцога в тот момент и обнаружил, что «его люди были крайне возмущены тем, что все королевские семьи Европы прислали свои сочувственные пожелания, у дверей его дома побывал практически весь Лондон, и только королева Англии полностью проигнорировала болезнь герцога и не направила ему сочувственное письмо». После этого лорд Гревилл немедленно написал лорду Мельбурну, что «если королева не сделает этого в ближайшее время, то нанесет больший вред себе самой, чем герцогу Веллингтону».
Мельбурн попросил Чарльза Гревилла срочно приехать к нему и сообщил, что на самом деле королева «очень обиделась на герцога и испытывает огромное давление со стороны своего окружения». Гревилл еще раз выразил сожаление, что королева не нашла в себе сил позабыть все обиды и выказать сочувствие престарелому герцогу. При этом он добавил, что Виктория может попасть в сложное положение, если народ Англии узнает, что его королева так неуважительно отнеслась к весьма популярному в стране герцогу Веллингтону. Правда, Гревилл не обвинял в этом Мельбурна, так как прекрасно знал, что лорд прилагает немало усилий, чтобы хоть как-то исправить положение. «Боже мой, — воскликнул Мельбурн, — да я только тем и занимаюсь, что пытаюсь уладить этот конфликт!»
А когда Мельбурн спросил Гревилла, не будет ли слишком поздно отправить такое письмо прямо сейчас, тот немного подумал и сказал; «Лучше поздно, чем никогда». После этого лорд сел за стол и тут же написал королеве письмо, в котором настоятельно рекомендовал отправить герцогу Веллингтону послание с выражением сочувствия и пожеланием скорейшего выздоровления. «Полагаю, она это сделает немедленно?» — спросил Чарльз Гревилл. «О да, — уверенно сказал Мельбурн, — она отправит его прямо сейчас».
Вскоре после этого возникла проблема определения степени аристократического достоинства принца Альберта. Король Леопольд, который сожалел о том, что не принял в свое время предложенный ему аристократический титул герцога Кендала, предложил, чтобы принцу Альберту было даровано рыцарское звание и чтобы он как можно скорее «избавился от всех признаков иностранного происхождения». А для этого он должен стать английским пэром. Но королева Виктория неожиданно воспротивилась этому. «Кабинет министров согласился со мной, что Альберт не должен быть британским пэром, — ответила она дяде. — Не вижу в этом абсолютно никакого смысла». Позже она пояснила принцу Альберту, почему была против этого: «Англичане очень ревниво относятся к любому иностранному вмешательству в свои внутренние дела и уже успели зафиксировать в некоторых документах, что ни при каких обстоятельствах ты не станешь этого делать. Разумеется, я прекрасно понимаю, что ты никогда не будешь этого делать, однако если ты станешь пэром, то они все сразу же скажут о твоем намерении играть определенную политическую роль в стране. Надеюсь, ты понимаешь меня».
Сам же принц Альберт вовсе не стремился получить английское пэрство. «Это было бы для меня существенным понижением, поскольку я являюсь герцогом Саксонским и в этом качестве считаю себя намного выше герцогов Кентского или Йоркского». Он был вполне доволен своим статусом и не хотел иметь других титулов, кроме собственного. «Что же касается моего пэрства или опасений относительно того, что я стану заниматься политической деятельностью, моя дорогая, — писал он своей невесте, — то у меня есть только одно страстное желание — чтобы все эта суета не доставляла тебе каких-либо неприятностей».
Хотя сам принц довольно ясно выразил свое равнодушие к английскому пэрству, королева придерживалась твердого мнения, что ее супруг должен получить значительное превосходство над всеми другими пэрами страны, включая даже герцогов королевской крови. Если бы ей удалось этого добиться, то Альберт вполне мог бы стать королем-консортом.