В 1880 году состоялись очередные выборы в парламент. Королева и ее верный премьер рассчитывали на победу тори, но британцы были настроены в пользу Гладстона. Его возвышению способствовала избирательная кампания в Шотландии, вызвавшая неодобрение королевы. Виктория сравнивала Гладстона с американскими ораторами, которые топают во время выступлений, но шотландцев подкупила прямолинейность «народного Уильяма». Он был избран в парламент от Мидлотианского округа и в 1880 году занял премьерское кресло.
«Пришел конец правлению безумного калифа», – радовался Гладстон, выпроваживая с поста своего предшественника. О победе партии Гладстона Виктория узнала из телеграммы, которую Дизраэли прислал в Баден-Баден. Приличных слов по поводу выборов у Виктории не нашлось. По крайней мере, сэр Генри Понсонби тихо радовался, что ругань королевы не подслушивали чужие уши.
Вернувшись на родину, Виктория попрощалась с Диззи, но обещала не забывать его. «Я часто думаю о вас – думаю постоянно – и радуюсь, что после обеда вы смотрите на меня со стены», – писала она, намекая на портрет работы фон Ангели.
В своих письмах, подписанных «Ваш любящий и благодарный друг V.R.I.», она обсуждала с ним повседневные мелочи, хотя иногда пыталась попросить совет. Такие попытки Дизраэли мягко пресекал. Бывшему премьеру не подобает влиять на решения монарха. Как, впрочем, и состоять с монархом в переписке. Зная, что ее секретарь Понсонби не одобрит их корреспонденцию, Виктория предложила Дизраэли переписываться тайно. Письма получали и отправляли фрейлины или принц Леопольд. Даже с уходом Диззи продолжалась волнующая, с привкусом тайны, игра в рыцаря и даму, заточенную в башне.
Глава 31. Радости и потери
Хотя смерть Альберта перевернула жизнь Виктории, неизменным оставалось одно – ее отношения со старшим сыном. Виктория зорко следила за сыном, не упуская возможности попенять ему за любое упущение – чрезмерные траты, легкомысленные развлечения, будь то азартные игры в казино Бадена или кутежи в парижских кабаре.
«Сегодня Берти и Аликс покинули Фрогмор, и вид у обоих был нездоровый. Все мы за нее очень тревожимся. Берти утверждает, что хорошо о ней заботится, но если он и дальше намерен выходить в свет каждую ночь, она превратится в скелет. – Виктория делилась опасениями с Вики. – О, как же наш бедный глупый Берти отличается от милого папы, который еще до того, как ему исполнился двадцать один год, так нежно, мудро, по-матерински меня опекал!»[208]
Принцесса Уэльская тоже страдала от придирок свекрови. Пока Александра ходила в невестах, она казалась Виктории ангелом во плоти, но при ближайшем рассмотрении свекровь обнаружила в ней множество недостатков. Александра была вопиюще непунктуальной. Во всех резиденциях принца часы переводили на полчаса вперед, чтобы ее высочество успевала вовремя спускаться к завтраку. Она мало читала, плохо писала по-английски, а на уме у нее были одни только наряды. Как и Берти, она предпочитала порхать на балах, а не проводить вечера в чинных беседах с министрами, как рекомендовала ей свекровь.
«Надеюсь, что в Париже милая Аликс не будет чересчур тратиться на платья, – намекала Виктория. – Наше общество настроено против излишней роскоши, невоздержанности и мотовства, присущих высшему свету. В пример ставят мою простоту… Пусть милая Аликс откажется от любых попыток перещеголять лондонских дам и пусть ее главным отличием станет элегантная простота»[209].
Любопытно, что при встречах с обаятельной невесткой Виктория таяла и расточала комплименты «милой Аликс». Но стоило той оказаться за порогом, как очарование развеивалось, и свекровь принималась язвить ее на бумаге. Впрочем, к невестке королева была терпимее, чем к сыну.
В Лондоне Берти и Александра обосновались в Марлборо-Хаусе, помпезном особняке, выстроенном Кристофером Реном для первого герцога Марлборо еще в начале XVIII столетия. До принца Уэльского в особняке проживала вдовствующая королева Аделаида. После ее смерти в 1849 году королева настояла на особом акте парламента, согласно которому апартаменты переходили во владения наследника.
Настоящий джентльмен и уж тем более принц не мог бы обойтись без загородной усадьбы. Здесь Берти тоже повезло. По совершеннолетии он стал получать доход с герцогства Корнуолльского, которое благодаря эффективному управлению Альберта приносило почти 60 тысяч фунтов в год. Со свойственной ему практичностью, Альберт откладывал деньги для сына, надеясь, что тот распорядится ими с умом. Когда Берти добрался до «копилки», сумма набежала немалая – около 600 тысяч фунтов. Этих денег хватило не только на обустройство Марлборо-Хауса, покупку мебели и выезда, но также на приобретения усадьбы Сандрингем в Норфолке, которая обошлась принцу в 220 тысяч фунтов.