Королева Виктория

По мере того как за последние годы придворные королевы все больше и больше привязывались к ней, сама она становилась все более капризной и трудной в общении. Она часто сердилась по пустякам, требовала от подчиненных невозможного, а когда просила совета или помощи, то очень злилась, если этот совет не совпадал с ее точкой зрения. Королева не любила, когда ей задавали слишком много вопросов, и в особенности таких, которые требовали от нее большого напряжения или предполагали ошибочные ответы. В этих случаях она просила изложить адресованный ей вопрос в письменном виде, чтобы навести справки или просто обдумать ответ. Это приводило к тому, что ее личные секретари, как правило, были перегружены бумажной работой, причем зачастую настолько срочной и безотлагательной, что трудиться им приходилось до поздней ночи.

Но большая часть их работы вообще не имела никакого значения и была предназначена для личного пользования королевы. Эти запросы секретари оформляли на отдельных листах и отправляли королеве. Среди таких бумаг можно назвать разрешения на покупку тех или иных книг, на снятие копий с каких-нибудь картин, Определение распорядка дня для придворных,' назначение или увольнение чиновников и т.д. Секретари занимались подготовкой и проведением важных придворных мероприятий, готовили назначение новых священников в придворные церкви, готовили распоряжения для наказания замеченных в пьянстве охранников и т. д. Все распоряжения королевы Генри Понсонби получал либо в устной форме, либо в письменной, и в них королева подробнейшим образом излагала свои желания, намерения и устанавливала сроки исполнения. Одно из таких писем, например, касалось недостойного поведения какого-то молодого человека благородного происхождения, служившего в колониальной администрации. Понсонби потребовалось не более четверти часа, чтобы разобраться с ним и принять соответствующие меры. Однако были случаи, когда над требованиями королевы приходилось работать по нескольку часов. К примеру, сэр Фредерик Лейтон, президент Королевской академии, попросил у королевы разрешения сделать копию ее портрета, выполненного известным художником Мартином Арчером Ши. Королева отказала ему и объяснила свой отказ следующим образом: «Это ужасная вещь, которая совершенно не похожа на меня». Другой художник попросил разрешения сделать гравюру с одной из картин, которые он написал незадолго до этого. «Определенно нет, — решительно воспротивилась королева. — Картины получились не совсем удачными, а сам художник показался мне слишком настырным».

Одна известная леди обратилась к королеве с просьбой разрешить ее дочери собрать материал для статьи о королевской конюшне и тоже получила отказ. «Это ужасная и чрезвычайно опасная женщина, — ответила королева. — Пусть возьмет факты из других газет». Такой же решительный отказ получил даже известный литератор Оскар Уайльд, который просил разрешения переписать некоторые юношеские стихи королевы. «Господи, чего только не придумают эти люди! — возмущалась королева. — Им даже в голову не приходит, что королева не написала за всю свою жизнь ни единой серьезной, смешной или какой бы то ни было другой строчки. Это все результат досужих измышлений или просто мифов» [54]. Даже медики однажды обратились к ней с просьбой дать великодушное согласие на то, чтобы новой медицинской школе в Эдинбурге было присвоено ее имя. «Да, — ответила королева, — но только при том непременном условии, если в ней не будет кабинета для вивисекции» [55].

Чтение писем и составление ответов на них отнимало большую часть времени у секретарей королевы, причем писем, приходящих из-за рубежа, было ничуть не меньше, чем внутри страны. Многие из зарубежных посланий вообще не стоили того, чтобы на них отвечать. Одни корреспонденты пытались продать королеве каких-то красных или голубых кошек, другие спрашивали совета у «мадам и дорогой матери», как вернуть сына, который почему-то остался в Индии, и т.д.