— Ты получил ее от меня, — сказала она с отчаянно бьющимся сердцем. — Ты мог с ней сделать, что хочешь.
— Я хотел сделать только одно — принести ее сюда, тебе.
— Это моя спальня.
— Я могу видеться с тобой, когда пожелаю, госпожа. Этой привилегии ты меня не лишала.
Бледная Эзена не могла оторвать взгляда от опухших ступней, покачивавшихся ниже плеча Йокеса. Лица Анессы, скрытого спутанными волосами и лежавшего на плече коменданта, она не видела. Йокес подошел к постели и мягко уложил на нее свою ношу. Он коснулся рукой грязных волос, а потом быстро провел рукой по щеке, убирая с лица влажное пятнышко.
— Оставляю ее тебе, ваше высочество. Ты велела мне делать с ней, что захочу… вот я и сделал. Завтра явлюсь с рапортом.
Он повернулся, еще раз посмотрел на княгиню и вышел.
На ладонях лежащей девушки виднелись узкие белые шрамы, окруженные красным. Только два… Быть может, Жемчужина после разговора с урядником трибунала тихо надеялась, что вечернее наказание ее минует. Когда надежда оказалась тщетной, отчаяние и боль победили гордость. Избиваемая девушка пыталась закрываться руками, пока их не придержали. Она поняла, что прощения ей не будет. Эзена подошла к кровати и присела на самый ее край. Испуганный и измученный комок перед ней дрожал, как побитая собака… Молчание в спальне длилось очень, очень долго.
— Проси, — тихо сказала княгиня.
Невольница слегка пошевелила головой и с трудом открыла слезящиеся глаза. Размытое лицо госпожи Сей Айе было и близко, и далеко сразу.
Прокушенные от боли губы и язык не давали говорить.
— Прошу тебя… Эзена…
Всего два дня. И даже меньше, поскольку еще во второй половине дня Жемчужина могла разговаривать со следователем. Но потом ее лишили надежды. Глаза ее снова наполнились слезами, и на этот раз не из-за собачьей шерсти. Анесса не могла уже даже просить. Всего два дня, но на псарне время шло по-другому… Оглушенная болью и непрерывным собачьим лаем невольница с трудом могла вспомнить лицо княгини, ее разноцветные глаза… иссиня-черные волосы и смелые очертания губ… подбородок…
— Погиб мой гость, сын Дома К. Б. И., — сказала княгиня Эзена. — Ты явишься к его отцу и признаешься в собственном легкомыслии. Явишься… такой, как сейчас. Я хочу, чтобы его благородие Эневен узнал, как княгиня Сей Айе поступает с невольницей, которая сопровождала его сына на вечерней прогулке и осмелилась не погибнуть вместе с ним. Ты признаешься в собственной трусости. Опишешь нападавших. И понесешь наказание, которое тебе назначит отец этого мальчика. Потом, если будет возможность… а я уверена, что будет… вернешься ко мне, в Сей Айе.
Заплаканная Жемчужина не могла ничего ответить. Она лишь закрыла лицо ладонями и кивнула в знак того, что понимает.
— Ты плачешь в последний раз, — сказала княгиня, вставая и раздраженно отбрасывая волосы за спину. — Я уже не умею, разучилась… и ты тоже. Понимаешь? Ты разучишься.
— Эзена…
— Я слушаю.
— Я люблю тебя, — плача, сказала Жемчужина. — Я твоя собственность, и я сделаю все… что прикажешь…
Она разрыдалась, уткнувшись лицом в подушку.
— Но я думаю и чувствую… помни иногда об этом… Я не вещь, Эзена…
Княгиня почувствовала, что все же… чему-то не разучилась. Откинув голову назад, она какое-то время смотрела вверх, хотя в спальне не было ветра, который высушил бы ее глаза… Потом она по очереди коснулась ноздрей костяшками пальцев и машинально откинула со лба прядь волос. Все так же завернутая в сорванную с кровати занавеску, она вышла из спальни и прошла мимо Энеи, которая при ее виде широко раскрыла глаза.
— Пусть Сева и Аяна приготовят мне другую спальню, — сдавленным голосом сказала ее высочество, направляясь в свою любимую комнату с четырьмя окнами, выходящими в парк. — Найди их. Потом вернешься сюда и прислужишь первой Жемчужине Дома.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Рыцарь
23
Катафалк из черного мрамора одиноко стоял посреди заполненного людьми зала. Дубовый гроб был накрыт рыцарским плащом цветов Дома К. Б. И., на нем лежал меч, а ниже острия покоился шлем. Тело показать было невозможно — несмотря на специальные процедуры, которым оно подверглось еще в Сей Айе, летняя жара сделала свое отвратительное дело.
Зал, огромный как рыночная площадь, был забит до отказа. С незапамятных времен ни одни похороны в Дартане не собирали столько народу. Лишь от дверей до катафалка, а также вокруг него оставалось свободное пространство. У изголовья гроба, опираясь на двуручный меч, стоял старый командир войска его благородия Эневена. Ранезен был закован в парадные доспехи; на нем был черный рыцарский плащ, закрывавший спину и левое плечо, на голове — шлем с опущенным забралом. Последний страж К. Б. И. Денетта ждал, когда он сможет проводить своего молодого господина в самое долгое, нескончаемое путешествие. Знак прощения и вместе с тем страшное наказание для того, кто должен был стоять на страже жизни, а не покоя после смерти.