Королева воздуха и тьмы

Когда дверь закрылась, Джулиан опустился на табурет у пустого мольберта и невидящим взглядом уставился перед собой.

«Ты управлял целым Институтом…»

Горацию зачем-то понадобилось, чтобы все Охотники в мире видели, как он ведет переговоры с Неблагим Королем. Раньше, когда он ничего не чувствовал, он не мог понять, зачем. Зато теперь понимал. Остановить Инквизитора оказалось гораздо важнее, чем он думал.

Каждый день на рассвете Артур сидел у себя в кабинете – писал и отвечал на письма. В его руке была тяжелая институтская печать. Сейчас эта печать у Алины и Хелен. Многое из кабинета Артура они забрали, в свой, новый, чтобы облегчить себе вхождение в новую должность. Но о секретном ящичке в столе они не знали, а Джулиан был в другом месте и ничего им не сказал.

«Ты управлял целым Институтом…»

В этом ящичке лежал тщательно составленный список имен: все важные Нижнемирские, все члены Совета, Охотники в каждом Институте.

Джулиан поглядел в окно. Он снова чувствовал себя живым, сильным – не особенно счастливым, но внутри у него все гудело от новой целеустремленности. Так, сейчас нужно закончить картину. А потом, когда весь дом заснет, начнется другая работа, настоящая.

26. Ропот в вышине

Стук. Стук. Стук.

Эмма с разворота метнула ножи, один за другим: через голову, через голову, боком. Хищно просвистев, они воткнулись в нарисованную на стене мишень, рукоятки задрожали.

Наклонившись, она взяла еще два ножа из кучи под ногами. Переодеваться в одежду для тренировки она не стала и теперь обливалась потом в майке и джинсах. Распущенные волосы прилипли к шее. Впрочем, ей было наплевать.

Словно вернулось то время, когда она еще не поняла, что влюблена в Джулиана. Время ярости и отчаяния, которые она тогда списывала исключительно на гибель родителей.

Она метнула два ножа – гладко, точно; лезвия искусно прошли между пальцев. Стук. Стук. Она еще помнила те дни, когда так часто швырялась сюрикенами, что вечно резала себе руки. Сколько из того всепоглощающего гнева действительно было связано с родителями – потому что на них точно приходилась изрядная его доля, – а сколько – с тем, что она упорно держала двери разума закрытыми, не давая себе разобраться, чего действительно хочет, что способно сделать ее по-настоящему счастливой?

Она взяла еще два ножа и, тяжело дыша, встала спиной к мишени. Невозможно не думать о Джулиане. Теперь, когда чары спали, она испытывала мучительное желание быть с ним, быть рядом, смешанное с невыразимой горечью – с сожалением о сделанных в прошлом неправильных выборах, о напрасно потраченных годах. Они с Джулианом оба не ведали, что творят, и жестоко за это поплатились. Если бы хоть кому-то тогда пришло в голову, почему им не надо становиться парабатаями, они бы сейчас не оказались в такой жуткой ситуации, где один выбор не лучше другого: либо разлука друг с другом, либо изгнание и лишение всего, что они так любят.

Любовь – большая сила. Чем дольше вы проведете вместе, открывшись своим чувствам, тем больше она окрепнет. Вам нужно держаться друг от друга подальше. Не трогать друг друга, не разговаривать. Постарайтесь даже не думать друг о друге…

Стук. Нож свистнул над плечом. Стук. Другой. Она оглянулась посмотреть на дрожащие в стене рукоятки.

– Отличный бросок.

В дверях длинной, тонкой спицей маячил едва различимый в тени Марк. В полной форме и очень усталый. Даже не усталый – изможденный.

Они давно не оставались наедине. Не по своей вине и воле: сначала разные дела в Идрисе, потом фэйри, Туле́… а сейчас в Марке появилась эта угрюмая печаль, словно он потерял что-то важное и все ждет, пока ему скажут, что. И сейчас эта печаль стала куда заметнее, чем сразу после возвращения из страны фэйри.

– Хочешь? – она протянула ему еще один нож.

– Очень!

Он подошел, взял нож. Эмма отступила на шаг. Марк прицелился вдоль руки.

– Хочешь поговорить о том, что у вас происходит с Кристиной? – нерешительно предложила она. – И… с Кьераном?

Он метнул нож; тот воткнулся в стену рядом с одним из ножей Эммы.

– Нет. Я стараюсь об этом не думать, а обсуждение вряд ли поможет.

– Отлично. Значит, будем вместе кидать ножи в стиле «злой и молчаливый брат».

– Мы можем обсудить что-нибудь еще, помимо моей личной жизни, – он чуть-чуть улыбнулся. – Например, твою личную жизнь.

Эмма метнула нож с такой силой, что по стене пошла трещина.

– Можешь сразу кинуть нож в меня – будет примерно так же весело.

– Кажется, простецы, когда им не о чем говорить, обсуждают погоду, – Марк снял со стены колчан и лук – произведение искусства, покрытое филигранными рунами. – Но мы не простецы.

– Иногда я гадаю, что же мы такое. Учитывая, что нынешняя власть в Аликанте, кажется, вообще не хочет, чтобы мы оставались нефилимами.

Марк натянул лук. Стрела вонзилась точно в середину мишени. Эмма ощутила прилив какой-то мрачной гордости: слишком часто Марка недооценивают как воина.

– Неважно, что думает власть. Разиэль сделал нас Сумеречными охотниками. Не Конклав.