Королева Воздуха и Тьмы

— Я говорю не о действиях, а об эмоциях, — сказал Джулиан. — Ничто не заставило меня разлюбить тебя. Ничто не заставило меня даже притормозить. Поэтому я должен был исправить это.

В желудке Эммы застыл холодный узел страха.

— Что ты сделал?

— Я пошел к Магнусу, — сказал Джулиан. — Он согласился провести заклинание. Магнус сказал, что такого рода магия, завязанная на человеческих эмоциях, может иметь опасные последствия, но…

— Завязанная на твоих эмоциях? — Эмма сделала шаг назад, и его руки соскользнули с ее бедер. — Что ты имеешь в виду?

— Он забрал их, — сказал Джулиан. — Мои эмоции. Мои чувства к тебе. Они исчезли.

— Я не понимаю. — Эмма всегда задавалась вопросом, почему люди говорили это, когда было совершенно ясно, что они прекрасно понимали о чем идет речь. Теперь она поняла: это было потому, что они не хотели понимать. Это был способ сказать: «Нет, ты не мог иметь это ввиду». Только не то, что ты только что сказал.

Скажи мне, что это неправда.

— До тех пор, пока наши чувства не взаимны, — сказал он, — это не является проблемой, ведь так? Проклятие не вступит в свою силу.

— Может быть. — Эмма глубоко вздохнула. — Но дело не только во мне. Ты другой. Ты не стал спорить с Джией из-за отъезда детей…

Он выглядел немного удивленным.

— Полагаю, что нет, — сказал он. Джулиан встал и протянул к ней руку, но Эмма отступила. Он опустил руку.

— Магнус сказал, что это не совсем точное заклинание. Вот в чем заключалась проблема. Любовные заклинания, настоящие любовные заклинания, такие, которые заставляют тебя влюбиться в кого-то, это ни что иное, как черная магия. Способ навязать людям эмоции. Что-то вроде того, что он сделал со мной, является почти прямо противоположным этому: он мне ничего не навязывал, я попросил его об этом, но он сказал, что эмоции не своеобразны и именно поэтому не существует таких заклинаний, как «отменить любовь». Все наши чувства связаны с другими чувствами, а те связаны с нашими мыслями и делают нас теми, кто мы есть. — Что-то мелькнуло на его запястье, когда он жестикулировал: нечто, что было похоже на петлю из красной ткани. — Поэтому он сказал, что приложит все свои возможные усилия, чтобы повлиять только на одну часть моих эмоций. Часть Эрос. Романтическая любовь. Но он сказал, что это, вероятно, повлияет и на все остальное, что я тоже чувствовал.

— И это сработало? — спросила Эмма.

Он нахмурился. Наблюдение за тем, как он хмурится, разрывало ей сердце: это была эмоция, пускай даже это было всего лишь разочарование или удивление.

— У меня чувство, словно я за стеклом, — сказал он. — А все остальные находятся по другую сторону. Мой гнев все еще там, я с легкостью чувствую его. Я был зол на Джию. А когда я поднялся на костер вслед за Таем, то необходимость защитить его была некой потребностью, а не сознательной мыслью и желанием. Он посмотрел на свои перевязанные руки. — Я все еще чувствую горе утраты из-за Ливви, но это терпимо. Но эта боль больше не разрывает мое дыхание. А ты…

— А мы, — мрачно сказала Эмма.

— Я знаю, что любил тебя, — сказал он. — Но я больше не чувствую этого.

Любил. Услышать от него это слово в прошедшем времени было похоже на удар; она сделала еще один шаг по направлению к двери. У нее было острое желание покинуть комнату.

— Ты умолял меня не покидать тебя, — сказала она, протягивая руку к дверной ручке, — но ты сам сделал это. Ты бросил меня, Джулиан.

— Эмма, погоди, — сказал он. — Прошлой ночью, когда я пошел к Магнусу, проклятие уже начинало вступать в силу. Я чувствовал это. Я знаю это. И я знаю, что не смогу вынести смерть еще одного близкого мне человека.

— Я бы никогда не согласилась остаться здесь с тобой, если бы знала, что ты сделал, — сказала Эмма. — Ты мог бы, по крайней мере, сказать мне. Честность не эмоция, Джулиан.

При этих словах, как ей показалось, он вздрогнул — хотя это можно было бы списать на фактор неожиданности.

— Эмма…

— Достаточно, — сказала она и выбежала из комнаты.

* * *

Диана убеждала себя, что она не ждала Гвина. Она определенно не сидела на своей кровати на рассвете, одетой в красивый шелковый топ, который она нашла в своем шкафу. Даже несмотря на то, что обычно она надевала пижаму несколькими часами ранее без какой-либо на то причины, за исключением того, что она занималась чисткой мечей наверху.

Возле нее было три или четыре меча, разбросанные по одеялу, и она полировала их, пытаясь вернуть часть их первоначального блеска. Когда-то на них были выгравированы переплетенные розы, звезды, цветы и шипы, но за прошедшие годы некоторые из них потемнели и обесцветились. Она почувствовала укол вины за то, что пренебрегла магазином своего отца, смешанный со старой и уже привычной виной, которая всегда сопровождала мысли о ее родителях.