Через какое-то время Астрид замечает, что мы вроде как сачкуем, глазея так, без дела, и даёт нам задания: ты завинти это, ты отвинти то, ты смажь там, ты подкачай тут. Команды у неё чёткие и ясные, отмеренные ровно как нам по плечу. Сразу видно менеджерскую жилку – похоже, она неплохо натаскалась на своих странных компьютерных играх.
На часах 15:47, и все велосипеды починены. Мы выносим их во двор.
– Надо бы теперь их опробовать, – говорит Астрид.
Тут нас парализует какой-то ужас. Потому что ещё вчера мы прикалывались про елисейский приём, про «на великах в Париж»… Делали вид, будто и правда туда собираемся, но это всё так…
А теперь… вот они, велики, стоят перед нами, блестят в свете дня и говорят:
– Да мы… мы ведь можем просто попробовать, – говорит Хакима.
– Это ни к чему не обязывает, – киваю я.
– Да, просто небольшая прогулка, – подтверждает Астрид.
И Хакима с самым естественным видом направляется к Giant. Она сидит на нём как птичка на насесте и не достаёт до земли, но это шаткое равновесие, похоже, её совсем не смущает. Астрид Бломваль, не без гордости за свою работу, выбирает бежевого франта. Что ж, отлично, мне достаётся мамин велик, синий крепыш, как раз по росту – как кровать медвежонка Маше, если бы, конечно, Маша была толстухой с тёмно-русой копной на голове вместо золотых кудрей.
Ну, колобки! Пора нам прокатиться!
Когда мы выходим, мама лежит в саду в шезлонге, задрав юбку, чтобы как следует поджарились ляжки, с каким-то талмудом в руках и с мухоподобными очками на носу. Филипп Дюмон как раз закончил стричь лужайку, и она лоснится зеленью так, будто он её пропылесосил. Они провожают нас зачарованными взглядами, словно увидали спросонья, как три королевы со свитами выступают в поход.
– Мирей катается на велосипеде?
– Мирей
Мама встаёт, соломенно-жёлтая юбка-тюльпан опадает и чуть трепещет на ветру. Филипп обнимает её за талию. Я подглядываю за ними краем глаза, пока иду по дорожке: они красивые и похожи на американцев перед собственным домом цвета ванильного мороженого, посреди сада с круглыми, как брюссельская капуста, кустами.
Пёс Мурлыка приободрился, услышав шум велосипедов, и уже бежит к нам, махая хвостом, но лизнуть икры не выходит: он быстро понимает, что связался с мастерами руля и педалей и догнать нас нет шансов (с его-то одышкой). Мы уже далеко. Мы несёмся, непрошеные гостьи, в самый центр Бурк-ан-Бреса, мы, колбасные королевы, на прекрасных, сверкающих на солнце великах.
Не знаю, давно ли вы катались на велосипеде.
Может, вы катаетесь часто. В таком случае, возможно, вы уже привыкли и не замечаете.
Не замечаете
А чудо велосипеда в том, что он – метла, волшебная метла, несётся, рассекая воздух, послушная малейшему велению мысли; он чувствует твои ладони, ступни, мышцы бёдер, ему не нужно говорить, куда ехать, он знает сам; это волшебная метла.
Но чудо велосипеда в том, что это ещё и конь… да, гордый, мускулистый конь, который может порой захромать, или начать задыхаться, или скрипеть зубами, когда попадётся выбоина поглубже, так что нужно холить велосипед и разговаривать с ним, это важно: он – конь.
Чудо велосипеда в том, что он – звенящий металлический агрегат, чудо механики; нужно восхищаться системой его колёс и шестерёнок.
И когда ты осознаёшь велосипедное чудо целиком, всё это смешивается, сливается с тобой, и ты чувствуешь каждую трещинку на дороге, малейший щелчок передач, чувствуешь, как летишь, разрывая воздух, и как твоя кровь пульсирует в жилах с каждым толчком педали. И вдруг – главное чудо – ты с ним становишься единым целым, стремительным, горячим существом, и мир вокруг – другой, как будто это вы его сотворили.
7
В Бурк-ан-Бресе ярмарочный день. Обливаясь потом, красные, как помидоры (мы с Астрид – обычные, а Хакима – как «бычье сердце»), привязываем наших гордых скакунов к столбу. Я сообщаю моим Колбаскам:
– Последний раз я неслась с такой скоростью лет пятнадцать назад, в тот дивный миг, когда вылетела из Клауса фон Штруделя и рванула занимать место у мамы в животе.