И колу, и лимонад, и соки, шоколад, хлеб, цветы, жареную картошку. Здесь же мэр городка и главы штук пяти-семи ближайших сёл, школьники, не разъехавшиеся на каникулы, все жители Серси и окрестностей…
…но также, разумеется, и журналисты, приехавшие сюда из…
– Монсо-ле-Мин! Мы вас ждали вчера вечером, девушки!
– Невер. Я корреспондент местного радио…
– Небольшое интервью для «Уэст-Франс»? Я с утра сюда из Нанта приехал…
– А мы из Парижа, вы вообще представляете! Пара вопросов, мадемуазель Лапланш…
– Вы подписали эксклюзивный договор с «Прогрессом»?
– Что вы планируете делать в столице 14 июля?
– Ваши колбаски – прелесть!
– Что думают ваши родители про это необычное путешествие?
– ДАМЫ, ГОСПОДА! – ревёт вдруг мэр. – Оставьте юных дам в покое!
По правде говоря, юные дамы наслаждаются оказанным им вниманием. Астрид мечет соус ложкой, как заправская буфетчица, Хакима принимает заказы и прыгает туда-сюда, хватая картонные тарелки и пластмассовые приборы, а я слежу за мирно потрескивающими колбасками.
Потом мы позволяем и себе перекусить, прямо на берегу.
От нас хотят, чтобы мы всего попробовали, и всё восхитительно вкусное. Даже кола из пластикового стаканчика. И этот кусок хлеба с маслом. И эта сухая колбаса с орешками, и эти поджаренные на решётке речные рыбки, и чечевичный салат в огромной миске, помидоры, тёртая морковь, от души прожаренные семечки, и это оливковое масло – бог мой, трюфельное! – которым угощают прямо так, налив на разломленный хлеб, и эти блестящие йогурты, обагрённые малиновым соком, и коробки шоколадных конфет, которые уже начинают таять…
– Вы точно не хотите бокал шампанского?
– Нет, спасибо, знаете, нам ещё ехать…
– Это мы должны были вас кормить, а не наоборот! – протестует Астрид, жуя бутерброд с тапенадой.
– Это такое удовольствие для нас!
Около нас топчется ещё и кучка гиков – наших новых фанатов. Один из них говорит, что знаком с создателем фейсбучной группы «И где же Три Колбаски?», в которой отмечают на карте наши передвижения. Остальные азартно играют в «Поиск» – пытаются раскопать всю подноготную нашей феерической эпопеи. Их больше дюжины, всем от двадцати до сорока лет, и они неловко мнутся в сторонке.
– Не стану скрывать, мы теряемся в догадках, – заявляет парень с бегающим взглядом. – Я, например, думаю, не собираетесь ли вы предупредить президентку республики про куриц из Бреса.
– Про куриц из Бреса?
– Да. (Он понижает голос.) Как только я узнал, что вы из Бурк-ан-Бреса, я всё понял. Бресские курицы заражены гамма-лучами. Санитарная угроза. Радиоактивные курицы. Вызывают рак. Вы в курсе и хотите всё рассказать президентке.
– Какие гамма-лучи? Какой рак?
– Понимаю, – подмигивает странный парень. – Всё понимаю.
Он хлопает нас по плечам и шепчет, что мы очень храбрые.
А потом мы раздаём автографы.
Повторяю:
– Но у меня даже подписи нет! – Хакима в панике. – Я никогда ничего не подписывала!
Чаще всего просят расписаться на газетах со статьями про нас – и тут мы осознаём масштабы. Про нас пишут по меньшей мере восемь разных газет. «Сегодня во Франции» посвятила нам передовицу.
– Фу, самая дурацкая фотка на свете! – замечает Астрид. – Ты, Мирей, ещё ничего, хоть вниз смотришь.
Снимок спереди – все четверо в пути: на переднем плане Солнце, стремительный и божественно красивый, Бен-Гур наших дней; за ним Три Колбаски, чьи потуги не столь изящны.
– А кто это сфоткал? Почему мы не видели?
Судя по подписи, некий Рене Латрюи. Что до статьи, то она… удивительно детальна. Они знают, что моя мать – учитель философии в Бурке. Знают, что Астрид наполовину шведка. И знают – ух ты, любопытно, – что Кадер Идрис фигурирует в расследовании, связанном с французской армией.
Впрочем, сегодня именно Солнце притягивает наиболее проницательных журналистов.
– Мсье Идрис, много предположений строится на ваш счёт. Некоторые даже считают, что «Три Колбаски» – лишь отвлекающий манёвр, а на самом деле именно вы главное лицо этой эпопеи. Не планируете ли вы сорвать военный парад 14 июля, чтобы напомнить о своих правах?
Солнце надменно сияет:
– Я здесь, чтобы сопровождать сестру и приглядывать за ней и её подругами. Кроме того, для меня это физическое испытание, я адаптируюсь к новому телу. У меня нет и тени мысли сделать что-либо, что запятнало бы честь Французской армии, в которой я служил бы и по сей день, если бы это зависело только от моей воли. Спасибо, это всё.
Наевшись до отвала, мы взбираемся в сёдла, борясь с диким желанием вздремнуть.
– Так, собрались. Впереди у нас ещё дорога. Длинная дорога.
Нас облепляют мотоциклы журналистов. Чуть отстав, на хвосте, – тачка гиков (молюсь, чтоб это был не тот фанатик с радиоактивными курицами). Погода пока хорошая, но собирается дождь…
– У меня болит живот, – говорит Хакима. – Как будто там камни вниз сползают. И скребут, и царапают всё внутри.
– Это сгустки, – объясняю я, – большие комки свернувшейся крови.
– Плакать хочется, – говорит Хакима.