Королевишны #3колбаски

В ПУТИ «ТРЁХ КОЛБАСОК» ЖДУТ ГРОЗЫ

Сегодня утром Мирей Лапланш, Хакима Идрис и Астрид Бломваль покинули Бриар, и этот день обещает быть для них долгим. В полдень их ждут в Монтаржи, а после обеденной торговли колбасками они должны добраться до леса Фонтенбло. Метеосводки сообщают о наступлении грозового фронта на юге Иль-де-Франс, но это не убавляет энтузиазма наших героинь: «Хоть дождь, хоть ветер, но 13-го вечером мы всё равно будем на подступах к Парижу, а 14-го в полдень – в центре столицы», – утверждает Мирей Лапланш. В ответ на вопросы пользователей интернета девушки ещё раз подтвердили, что никоим образом не планируют мешать военному параду в честь национального праздника. Тем временем в Невере комиссар полиции Тристан, ведущий дело о порче имущества «Трёх Колбасок», заявляет, что следствию удалось установить личность подозреваемого, попавшего на камеры наблюдения кемпинга.

Э. В.

(– Да, алло?

– Алло, Мирей? Добрый день… это Дени, папа Мало.

– А, добрый день.

– Мирей… Пару дней назад Мало уехал из Бурк-ан-Бреса со своим двоюродным братом Феликсом на машине. Нам они сказали, что едут на юг заниматься сёрфингом… Но нам показалось, что мы узнали Мало на тех кадрах из кемпинга в Невере.

– А, вас тоже поразило сходство?

– Мирей, послушай, мне правда очень жаль, что всё так обернулось, я… Ты ведь знаешь, Мало потерял маму ещё совсем ребёнком. Помнишь? У него немного расшатана психика. Он плохо ладит с моей нынешней спутницей и… В общем, мы немного волнуемся и надеемся, что, если полиция будет спрашивать тебя про него, может, ты могла бы… не знаю, пожалеть его немного. Мирей?… Ты меня слышишь?

– Да, я вас слышу. Помните, как моя мать пришла к вам после первого конкурса Колбас?

– Да, мы сделали что могли, объяснили Мало, что…

– И как пришла снова, после второго конкурса?

– Да, Мирей, правда, мы так сожалеем…

– А когда умерла ваша жена – мы тогда были в третьем классе – и я каждый день приходила к Мало с новым пирогом? Каждый день!

– Да, Мирей, я помню. Да, понимаю, у тебя нет причин его жалеть… Но…)

21

А ты, читатель, что бы сделал ты на моём месте? Что бы ты сделал, когда тот, с кем вы были лучшими друзьями в детском саду, с кем вместе катали из солёного теста пиписьки, кто потом тебя предал и два года подряд назначал Золотой Колбасой (потом Бронзовой), кто попытался сорвать твой велопробег – последнюю надежду вернуть себе хоть каплю достоинства, – что сделал бы ты, когда этот бывший лучший друг, которого ищет полиция, весь бледный и дрожащий, как крольчонок, вдруг появился бы из-за угла прямо перед твоим носом, когда ты идёшь в туалет во время обеденного перерыва? И появился бы, скажем, потрясая жалким перочинным ножиком, с потёками слез на щеках?

Монтаржи, 13:15. Общественные уборные на пустынной улице. В конце улицы площадь, где две остальные Колбаски и Солнце общаются с нашими фанатами, пичкая их колбасками. Я спросила «Кадертыкак», и он ответил «ничего, спасибо». А как Хакима? У неё уже не так болит, Астрид кормит её нурофеном, как конфетами. Астрид сказала: «И давно ты стала такой заботливой, Мирей? Раньше тебе плевать было, кто там как». Я ответила: «Да я спрашиваю только потому, что не хочу, чтобы мы опоздали». И добавила, что мне надо в туалет.

И вот я здесь, на пустынной улочке, тёмные пятна на асфальте воняют мочой, у знака с «кирпичом» навалены коробки, на окнах решётки, и вдруг – Мало, стоит и сверлит меня взглядом.

– Мало! Ты чего здесь делаешь?

– Я предупреждал, – всхлипывает он, – я говорил тебе, что проткну тебе шкуру, если будешь надо мной насмехаться.

Он дёргается от рыданий, будто его бьёт током, плечи дрожат. Из ноздри бусинкой выглядывает сопля.

– Не понимаю, как же это я над тобой насмехаюсь?

Я развожу руки, будто показывая: спокойно, я без оружия. Инстинкт выживания нулевой. Если он правда проткнёт мне шкуру (чего, видимо, и хочет), то прощай, моя печень! Разве что жировой слой спасёт. Ножик-то у него маленький.

– Насмехаешься (ик!), потому что…

Тут он уже рыдает вовсю, вытирает рукавом глаза и нос, шмыгает, втягивает непослушные сопли, которые рвутся наружу. И между рыданиями бубнит: