Королевская аллея

— Цензором и угнетателем тоже, судя по всему.

— …о его постоянном балансировании на грани я и написал свою первую книгу.

— Поздравляю.

— Я… тоже, — донеслось из середины.

— Ничего, что я всё это вам рассказал? — Манн, похоже, хотел оправдать чрезмерную пространность своего сообщения.

— Ну, что вы! Если бы не разговор с вами, мы бы просто вовремя легли спать.

— Вы уже давно… счастливы… со своим деловым партнером?

— Вы и сами всё видите.

— Я иногда перезваниваюсь с неким Эдом Клотцем, живущим в Калифорнии, и с неким Мануэлом Гассером из Цюриха^{301}. Оба они вполне достойные любви, но своенравные люди, и иногда я думаю, что, может быть, я сам не способен к длительным связям. Понятно, что я не Аполлон, и разве не каждый человек пестует свои странности? Собака тоже хороший друг, и к моему Лухсу у меня никаких претензий нет.

Ко всеобщему удивлению Анвар Батак вдруг сел прямо и во второй раз открыл для себя Рейн. Эта перемена повлекла за собой фатальное следствие: историк отнял у срединного человека бутылку с водой, чтобы запить какое-то лекарство или веселушку; в этот самый момент Анвар схватил вторую бутылку и отпил из нее большой глоток. Клаус растерялся.

— Написанная мною биография не вызвала никаких откликов. Но, по крайней мере, она теперь существует на английском и на немецком. И когда-нибудь, в отдаленном будущем, о ней еще вспомнят^{302}. Эри очень не нравится, что я занялся изучением жизни консервативного политика. Колдун же в то время был слишком занят предстоящей операцией по удалению половинки легкого и завершением своего романа о Фаусте. Но он, конечно, нашел для меня милые слова: Браво, наш Кусачик выгрыз откуда-то вполне внушительный кус истории. Что касается стиля, я бы его назвал читабельным. Но настоящим прорывом, даже в сфере привычного, это не стало.

— Нет, — подтвердил Хойзер.

Ветер гнал по гравию пыль. Любовная парочка удалилась. В результате открылся вид на более отдаленные скамейки. Вряд ли он обманулся из-за света фонарей, стоящих вдоль променада. Фигура в светлом плаще могла быть только одним человеком. Неужели Бертрам планирует новую атаку: чтобы Хойзер, невзирая на нацистский этап в прошлом профессора, примирил его с бывшим другом, известным писателем? Профессор уже предлагал ему драгоценные письма нобелевского лауреата, надеясь, что это поможет аранжировать встречу и разговор, после десятилетий отчуждения. Сейчас этот старик, а в прошлом нацистский ученый, который одно время, ощущая себя белокурой бестией, хотел разжечь германские светильники крови^{303} — что и довело его до сожжения книг, — больше всего напоминает легендарного Вечного Жида, дрожащего в холодной ночи. Клаус не стал сообщать своим спутникам, что в некотором отдалении от них сейчас притаился в засаде Эрнст Бертрам: исследователь ницшеанского Сверхчеловека, в прошлом сочинитель песен ненависти, а ныне Истосковавшийся-по-дружбе. Вместо этого он отвел глаза и посмотрел в противоположную сторону. Эрика Манн, кажется, в данный момент не стоит на балконе дюссельдорфского отеля, чтобы предотвратить возможную встречу Хойзера с ее отцом…

Голо Манн, будто в молитвенном жесте, приподнял ладони, прикрыл глаза, осененные кустистыми бровями, — и золотой замочек на папке, тихонько лязгнув, открылся.

— Сейчас! — прокомментировал Анвар, не поднимая головы, когда тяжеловесный Сын сунул руку в папку.

— Недавно завершенное. Книга, думаю, уникально современна благодаря ясному языку и внепартийному мировидению. Работал я над ней долго, но вышла она только сейчас. В 1954-м. Одна из тех книг, которые ухватывают жизнь и переводят ее в плоскость духовного. А чем же еще ей быть? — Немного помедлив, он наконец извлек книжку на свет божий. — Господин Хойзер, вы должны помочь мне, посредством этого экземпляра, получить признание и мировую известность. Я это я. Я — это богатство внутреннего содержания и высокое качество. Пока наша семья существует, кто-то вколачивает в нее то и другое.

Хотя буквы, даже на обложке, сдвигались со своих мест — а если долго в них вглядываться, начинали танцевать медленный фокстрот, — Тот-к-кому-обратились-с-просьбой наконец разобрался, о чем, собственно, идет речь. Там значилось:

Голо Манн

О духе Америки

Введение в американское мышление и практику

на протяжении двадцатого столетия

Анвар хлопнул рукой по обложке и хрюкнул что-то себе под нос.

Голо Манн изогнулся и зашептал: