Читаем Королевская аллея полностью

Клеменс Мерк наконец удалился в отделанный деревянными панелями кабинет. Лесная панорама, украшающая стену, по идее должна была бы успокаивать и радовать. Но, увы, за несколько лет глаза директора настолько привыкли к этой написанной маслом лесной просеке, что теперь едва ли ее замечали. Гораздо более эффектным и достойным пересказа, нежели временная нетрудоспособность упавшей с велосипеда секретарши, представлялся ему приключившийся в начале лета случай с черной африканкой (крайне редкой в здешних краях залетной птицей), которая — по дороге куда-то — сделала остановку в отеле. Целый день все дивились ее длинному, подхваченному с боков, зеленому складчатому одеянию и головному убору, тоже зеленому. Ночью же она сомнамбулически поднялась на крышу и побрела по ней к соседнему зданию. Чужестранку тогда спасли пожарные. Но задача у них была не из легких.

Директор — уроженец Маркгрефлерланда{391}, в свое время из-за диабета признанный негодным к военной службе, — в задумчивости сунул большие пальцы за ремень брюк. Дочь писателя, как ему сообщили во время его ежеутреннего обхода отеля, искала «pool»[82]. Ей сказали, что пока существуют лишь неопределенные планы насчет строительства плавательного бассейна…

Один из сыновей писателя, как оказалось, позже тоже снял у них номер. Почему бы и нет? Эти знаменитости со своим потомством могут заполнить отель хоть до самой крыши, до венчающих ее флагов. Скидка для больших семейств, распределяющихся по разным апартаментам, в любом случае не предусмотрена.

Шестой этаж! Из-за тамошних — не поддающихся четкому определению — постояльцев, которые платят отнюдь не самые высокие цены, всегда возникает куча проблем… Взрывающиеся новогодние хлопушки, забытый родителями ребенок… Теперь вот в шестьсот каких-то номерах два господина на собственный страх и риск осуществили перестановку кроватей. Мерк нахмурил брови. Один из них, азиат, вроде бы намекнул на рецепции, что он склонен к лунатическому бродяжничеству и нуждается в присмотре. Может, этот феномен — за пределами Европы — широко распространен? Второй случай с человеком, разгуливающим по карнизу крыши, для администрации отеля нежелателен. Да и пожарников такое вряд ли обрадовало бы.

Теперь даже на машинке печатать некому. Сколько раз он напрасно повторял: «Безенфельдт, почини наконец свой колесный тормоз!» С забинтованным плечом эта шатенка будет печатать каждый документ вдвое медленнее, чем обычно.

Но главное сейчас, чтобы она восстановила телефонную связь… Многострадальный руководитель отеля позволил себе рухнуть в кресло под висящим на стене лесным пейзажем.

Зеленый бор все-таки оказал на него некоторое благотворное воздействие.

Он глубоко вздохнул и глянул на телефонный аппарат.

Гала-прием в честь этих князей поэтического искусства уже во всех деталях обговорен и в данный момент проходит стадию подготовки. Но всю процедуру следовало бы еще раз обсудить с заведующим складскими помещениями и с шеф-поваром. Из «атмосферных соображений», как выразился Мерк, обращаясь в своем сумрачном кабинете к невидимому собеседнику, ужин — после чтения в Шумановском зале — решено было устроить в Доме художника «Этюдник». Но в этом недавно построенном здании еще нет собственной кухни, и потому тамошняя администрация заказала в отеле «Брайденбахер хоф» все необходимое — столовое белье, еду и напитки, — чтобы вечер на Якобиштрассе мог состояться. Но ведь это требует чудовищных логистических усилий! Правда, они, конечно, и раньше устраивали такие выездные празднества — дни рождения, юбилеи, а однажды даже какое-то мероприятие для концерна «Хенкель», — и никогда никаких осложнений не возникало, отель же получал неплохой дополнительный доход. «Кейтеринг, — уместно подсказал ему повар, специализирующийся на соусах, который обучался в лондонском ресторане Savoy (понятно, что такой человек думает не только о майонезе). — Так называется по-английски этот новый вид сервиса». — «Что ж, значит, мы тоже им займемся», — сказал Мерк.

Коренастый Мерк, знаток гастрономии и Hotelier, действующий от имени семьи владельцев отеля, обошел свой письменный стол и занял привычное место. Никто не стучит в дверь, не звонит по телефону, вот уже десять минут, — тоже странно. Может, телефонистка, проинформированная о падении секретарши с велосипеда, переключает все звонки на рецепцию?

Если так, то это ошибка, хоть и совершенная с добрыми намерениями.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное