Читаем Королевская аллея полностью

Но наверняка вот-вот раздастся первый звонок, скорее всего в предбаннике. У секретарши — добавочный номер, исполненный достоинства: -01; у него же самого — -00. Это нужно наконец изменить. Даже его жена, когда звонит ему на работу, неприкрыто насмешничает: «Я набирала ноль-ноль, значит, как я понимаю, трубку снял ты, Клеменс»… Сегодня Лизелотта на новеньком «боргварде» (модификации Hansa 1800{392}, так что покупка этой машины даже для человека, занимающего хорошую должность, была чрезвычайной тратой) отправилась к своей свекрови, в Зигерланд{393}. Что ж, пусть женщины проведут какое-то время — хоть пару недель — в горах. Лизелотта уже давно ни в малейшей степени не способствует его хорошему самочувствию. Замороженный брак… Живи они в протестантской среде, давно бы оформили развод; а здесь — благопристойно длят совместные мучения. Хорошо хоть, что у Лотты, поскольку прежде она работала ассистенткой на радио, есть водительское удостоверение. В свое время она побывала и где-то под Киевом, носила тогда на рукаве нашивку блиц-крали{394}… Возможно, с такой машиной она и из Кройцталя вернется быстро{395}. Она стала такой грубой: «Обед! Через три минуты»… — Германская неуклюжесть, по сути. Дети уродились в нее. Невыразительные глаза, как бы ты ни хотел — в своем воображении — их приукрасить… В то время, когда они обручились, Лизелотта хотя бы еще трясла льняными кудряшками… С африканкой, которая так и светится сердечностью, возможно, сложилась бы более приятная жизнь. Главная забота — чтобы жена не свалилась с карниза… Но ведь в родной ей Родезии люди живут, по большей части, на первом этаже…

У писателей-то по этой части все хорошо. Они привыкли к богемным нравам и могут флиртовать в каждой творческой поездке. Если, конечно, еще достаточно молоды и не таскают за собой жену. У нас тут тоже побывал один такой… Я имею в виду Хестерса{396}, кого же еще! На этаже, где он жил, весь женский персонал пришлось заменить мужским. Но, впрочем, эстрадный певец это не писатель…

Сразу после войны люди сделались особенно жадными до жизни, непредсказуемыми. Потом всё опять несколько устаканилось, однако нынешние клиенты требовательнее, придирчивее. — Как, никакого Pool? А если мне захочется освежиться? Плохо. — В мирное время люди часто становятся более несносными, неблагодарными, недоброжелательными, чем были во время войны, когда они просто искали пристанище… иногда во всех смыслах, чтобы хоть немного вкусить от радостей жизни. Сегодня им понадобился, плюс к этому, соус «Табаско», как новая обязательная приправа к яйцу Бенедикт. И они все чаще заказывают кофе с молочной пенкой — глупость, если речь идет о том, чтобы насладиться кофеином.

Вздохнув, Клеменс Мерк снял телефонную трубку и нажал на белую кнопку, под которой значилось: СУ-22. В складском управлении на звонок ответил как раз тот, кто был нужен.

— Стулья уже доставлены в Дом художника? Нет, своих у них недостаточно. Лучше, если вы подниметесь еще раз ко мне, здесь мы всё и обсудим.

Он повесил трубку.

И плечи его в тот же момент обвисли.

Потому что предстояло еще довести до конца самое неприятное. Худшее преступление, какое может совершить знаток гастрономии. Никто из его коллег не должен об этом узнать.

Мерк откинулся в кресле и уставился на потолочную панель. Он должен прогнать постояльца — причем постояльца с именем, платежеспособного. Не один только бдительный Зимер указал ему на щекотливость сложившейся ситуации. Некая влиятельная дама — член городского совета (советница по строительству) и почитательница писателя, который у них остановился, — тоже вчера, после встречи почетных гостей в вестибюле отеля, предостерегла его от возможной конфронтации и громкого скандала. А значит, их постоянный клиент, в прошлом главнокомандующий немецкими войсками Юго-Запада, обладатель фронтовой планки Люфтваффе и золотого рыцарского креста с бриллиантами (когда вспоминаешь об этом, так и хочется встать навытяжку)… одним словом, генерал-фельдмаршал Кессельринг должен покинуть отель! И притом, как говорится, лучше вчера, чем сегодня. Этот преданный исполнитель любого распоряжения фюрера, который, как можно предположить, вполне способен и в будущем стирать с лица земли целые города и расстреливать заложников (отнюдь не только в собственном воображении), — этого человека придется решительно, хотя и не нарушая приличий, выставить на улицу. Ах, почему господин Кессельринг не остался в Бад-Висзее{397}, или не отправился на виллу Хюгель{398}, где раньше так часто бывал, или — в «Гостиницу Тиссенов»{399}? Или руководство этих концернов теперь предпочитает сохранять по отношению к нему дистанцию?.. Как бы то ни было, все идет по плану. Уже одно то, что его поселили не в основном корпусе, а во флигеле, который находится рядом с мопедной парковкой, вызвало у нового шефа «Стального шлема» настоящий приступ буйной ярости.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное