Королевская аллея

Зимер замечательно наболтал ему о непредвиденном наплыве гостей, будто бы заранее зарезервировавших все номера, и о ремонтных работах. На звонки Кессельринга никто из персонала (по железной договоренности с главным администратором) не реагирует. Если он звонит вниз, ему говорят: «Минуточку, господин майор, как раз сейчас у нас очень много работы». Вчера вечером, в «Дельфтской гостиной», мимо которой писателя буквально протащили волоком, хотя он вовсе и не собирался заходить в этот бар, Кессельринг казался олицетворением бурлящего гнева. «Успокойтесь, выпейте воды, господин лейтенант», — сказал ему бармен (внезапно проявивший себя как решающая персона и языкастый берлинец). Фельдмаршал, на мгновенье утратив дар речи, злобно уставился на него, затем пробормотал что-то нечленораздельное насчет «оккупационной сволочи», поднялся с места… и в этот момент уборщик вытащил из-под проклятого главнокомандующего стул: «Хорошая идея, сударь, — день был длинный, и мы сегодня хотели бы закрыться вовремя!»

«Я здесь, видно, не ко двору пришелся!»

«Как вам будет угодно, сударь».

«И это вы называете немецким гостеприимством!»

«Вы же сами, сударь, подчеркнули: мы под оккупацией». — Уборщику, похоже, такое беспрецедентное нарушение приличий доставило истинное удовольствие, но свои эмоции ему пришлось временно приглушить: «Вы найдете дорогу к себе в комнатку, господин Кессельринг? Или лучше, чтобы кто-то вас проводил?»

Клеменс Мерк удовлетворенно потер руки. По крайней мере, кое-чего он добился: все работники отеля действуют слажено, они усвоили новый — командный, как теперь говорят, — дух.

Чаша терпения господина фельдмаршала, этого идола последних воинственных фронтовиков, переполнится, как можно надеяться, за завтраком. Сколько бы он ни звонил, ему не принесут ни крошки еды. А душ у него в апартаментах уже демонтировали. Надо же было с чего-то начать ремонтные работы…

Тут Мерк заметил карточку, на которой Безенфельдт записала телефон советницы по строительству: чтобы поставить ее в известность, когда операция по изгнанию бывшего начальника генерального штаба завершится. Директор внезапно воздел указательный палец, будто хотел поставить что-то на вид себе самому. Лучше всего — не отказывать этому господину напрямую. Нужно следовать примеру молодой Федеративной республики: в отдельных случаях — но, к сожалению, также и в массовом порядке — она втягивает прежних фанатиков в новый порядок, постепенно «одомашнивает» их, то бишь делает уступчивыми, чтобы дело не дошло до неподчинения государству, путча или, например, расширяющегося бойкота отеля «Брайденбахер хоф». Как умно и дипломатично! Директор отеля закурил сигарету. Дозированное запугивание должно применяться в абсолютно исключительных случаях, тогда как главным останется долг гостеприимства, возможно более гибкого, — по отношению ко всем.

Не так уж плохо, выходит, хоть раз начать день без диктовки писем секретарше и без изнурительных разговоров по телефону…

Тем временем мимо будки привратника — на входе для сотрудников — проковыляла Йоланда Безенфельдт. Плечо у нее в полном порядке, зато нога перевязана. Она опирается, как на палку, на зонтик. После посещения врача она пыталась отлежаться дома, на диване, но долго не выдержала.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — спросил сидящий за стеклом привратник.

Секретарша от помощи отказалась.

Завтрак

Две молодые женщины, занимающиеся обслуживанием номеров — прежде таких называли камер-кисками, — вкатили в гостиную двухэтажную тележку с завтраком. Столовые приборы, чайник под грелкой, серебряная корзинка с булочками и другим хлебом, яйца всмятку, под подбитыми ватой колпачками с инициалами Б. X., заполняли верхнюю поверхность. На нижней же — под крышками — наверняка скрывались сыр, колбасно-ветчинный ассортимент, ну и еще что-то. Колеса тележки, разной величины, были покрыты резиной и катились бесшумно. «Доброе утро, сударь». «Мы надеемся, что вы хорошо отдохнули».

— Насколько это возможно, — ответил он. — Спасибо.