Королевская Франция. От Людовика XI до Генриха IV. 1460-1610

Карл был заядлым охотником. В его спальне жили и слуги, и собаки, которые грызли обои и мочились на мебель. Игрок и любитель турниров (один из многих предлогов для проведения военных маневров), он насквозь пропитался рыцарским духом и председательствовал на куртуазных собраниях Ордена Святого Михаила под изображением архангела. Он влюбляется во многих дам, но без особой пылкости, лишь умеренно любит свою преданную и привязчивую Анну. Набожность Карла повседневна и глубока, он постоянно обуреваем желанием отправиться в крестовый поход. С 1497 года его набожность удваивается. Из-за этого, хотя вначале у него и были мимолетные увлечения, он не позволяет себе иметь официальную любовницу. Корректный, смелый, способный на нежность и любовь, щедрый, открытый, справедливый, добрый, окруженный воинственной молодежью, прекрасный артиллерист, Карл олицетворял, конечно не без погрешностей, идеал религиозной и справедливой монархии. Монархии, желающей быть воинственной за пределами королевства, но малой ценой. Во всяком случае, этот человек далек от тех стереотипов, которые культивировались до наших дней некоторыми знаменитыми историками. В общем итоге они представляют предпоследнего короля XV века как человека неумного, даже безрассудного.

Внешнюю политику юного суверена можно выразить двумя фразами: нейтрализовать с наименьшими усилиями коалицию трех держав — Империи, Англии и Франции, — которая могла бы взять королевство в тиски, и заставить Италию признать суверенитет над неаполитанскими территориями. Король считает их — обоснованно или нет — принадлежащими Франции по праву наследования вследствие своего анжуйского происхождения.

Что касается Англии, то по условиям Этапльского договора (1492 г.) Франция в очередной раз за крупные деньги выторговывает уход или невмешательство лондонского монарха в дела северных провинций. Этот договор гарантирует, что Бретань, ставшая сателлитом Валуа, больше не будет яблоком раздора между французской и британской монархиями. Меркантильные аппетиты белокурых соседей с Севера войдут в поговорку: но пока они удовлетворены платежами в звонкой монете, осуществляемыми агентами Карла VIII. Во всяком случае, как мы уже отмечали, Англия в начале 1450-х годов вступила в фазу символического превращения в островное государство: безумие Генриха VI начиная с 1453 года послужило прелюдией к сведению счетов в годы войны Алой и Белой розы. Деньги, которые были переправлены через Па-де-Кале сначала Людовиком XI, а затем его сыном, помогли англичанам создать фундамент того, что предопределит могущество Тюдоров и внутри страны, и на море: они откажутся от континентальных авантюр.

На других фронтах в 1493 году некоторые территориальные уступки умиротворяют Империю и на какое-то время — Испанию. Чтобы умаслить эти крупные государства, Франция отказывается за компенсацию в золоте и тюках шелка от тех пограничных столбов, которые установил Людовик XI во Франш-Конте, Артуа и Руссильоне. И здесь также аргумент армориканцев убедителен: эти «уступки» французов на своих восточных (и южных) границах подталкивают Максимилиана на ответные шаги — на отказ (негласный) от претензий на Бретань, которые он мог бы выдвинуть, сославшись на свое краткое «супружество» с герцогиней Анной. Значит ли это, что Франция, «успокоившаяся» таким образом за свой атлантический фасад, принесла в жертву ценные плацдармы, неразрывно связанные с ее «естественными границами» на Западе и Юге? Нет ничего более ошибочного. Три покинутые территории — Артуа, Конте, Руссильон окончательно будут присоединены к королевству намного позднее, при Людовике XIV. Есть что-то от анахронизма в преждевременных заявлениях в конце XV века относительно утраты этих территорий. В 1490-х годах мы еще далеки от образа гексагонального государства, вышедшего далеко за пределы Эна и оси Сона — Рона. История не может предъявить Карлу VIII упрек в том, что он отказался (не зная этого) от геометрического образа страны с шестью фасадами. Терять по-настоящему можно только то, чем действительно владеешь.