Потом я выяснила, что, оказывается, из пещер, где держали скотину, вглубь горы идёт туннель, размером с хороший такой, бескомпромиссный в плане размеров хайвей. И мы на лошадях и в сопровождении гномов на козлах часа четыре по нему рысью двигались. Я радовалась лёгкому ходу Репки, и с восторгом пялилась по сторонам, проезжая по сталактитовым пещерам, мимо водопадов, по ажурным мостам над безднами, видным в сиянии потолочной плесени, и иногда свете факелов — плесень, видно, не везде жила.
Зов рога раздавался ещё несколько раз, всё ближе, и, по моим ощущениям, часов в девять утра, как раз к восходу зимнего солнца, мы выехали из горы на поверхность. Солнце, может, и взошло, но видно его не было — снежная муть заслоняла небо, позёмкой крутилась на открывшемся заснеженном поле. И в этой снежной хмари я впервые увидела других эльфов. Их было несколько десятков. Те юноши, которых в качестве эльфов показал Джексон, и близко их не напоминали. Там было видно, что люди. Одежда и замазанные гримом прыщи не делали их эльфами. Совсем. Разница огромна, и дело не в одежде и не в смазливости, а в том, что они по-другому стоят, двигаются, дышат. И гремучая смесь из внутренней силы, высокомерия и достоинства — это почти можно потрогать. Мда, каков же должен быть король, правящий такими существами…
Ближе всех к выходу из пещер стояли два высоких эльфа. Снежные вихри раздували белые волосы и полы длинных белых одежд; подъехав поближе, я увидела, что нижняя часть их лиц скрыта белыми полумасками, и что у них свирепые глаза ледяных драконов. На какой-то момент решила, что все в дивном народе похожи между собой, и я буду с трудом различать их, как азиатов, например — и тут же поняла, что нет. Это близнецы. Восхищённо уставилась на сказочных существ, проезжая между ними, увидев в голубых глазах опасный восторг и напряжённое внимание, как будто они хотели запомнить момент как следует.
Выехав из пещеры, не обрадовалась вьюге и мысли, как же я буду ехать в ней, да ещё впроголодь на сухарях этих клятых. А они? Сколько тут стоят?! Но зрелище завораживало: два ряда эльфов, замерших друг напротив друга, и только метель развевает их одинаковые светлые одежды. Белое на белом. И стоящий в конце, лицом к нам, эльф с желтоватыми длинными волосами, бесцветной кожей и такими же бесцветными глазами. Он был молод, как и все они, на вид, но производил впечатление древнего и не слишком-то приятного существа. Ганконер по сравнению с ним казался ручным. Впрочем, Ганконера я знала дольше и немного привыкла.
Мы остановились, и бесцветный эльф прокричал что-то на незнакомом языке сквозь вой вьюги — глубоким, звучным, хорошо поставленным голосом. Ему тут же торжественно поднесли… гм… рога. Это оказалось головным убором, ужасавшим своей иномирностью: с сухого древнего рогатого черепа свисали нити костяных бус, которые сложно было рассмотреть — при попытке вглядеться голова начинала кружиться, мошки мелькать перед глазами, и самочувствие ухудшалось. Ганконер сзади шепнул: «Не смотри», и я вняла совету, не всматриваясь и ловя только общий силуэт шамана с лицом, полностью закрытым нитями бус. Тот воздел руки и прокричал что-то длинное, в чём я поняла только своё имя, после упоминания которого шаман стукнул посохом, и из него в небо ударил тонкий золотистый луч, тут же раскатившийся из точки в вышине, в которую ударил, волною во все стороны — с быстротой взрыва. Раздался глухой хлопок; мир сотрясся, и сильная вьюга превратилась в благолепный, сказочно красивый снег, с рождественской безмятежностью падающий с небес, обретших сияющую голубизну.
Пока я пыталась захлопнуть рот и сфокусировать глаза, диспозиция поменялась. Слегка придя в себя, увидела, что спешившийся Леголас в сторонке беседовал с каким-то эльфом, и тот передал ему свиток весьма пафосного вида. Принц развернул его, прочитал. Сверкнув глазами, резко что-то сказал. Развернулся, наступив на выпавший из руки свиток, и размашистым шагом пошёл к лошади. Ему вслед крикнули и указали на Ганконера. Едва обернувшись, принц бросил одно слово и продолжил свой путь. Вскочил в седло, кинул на меня непонятный, полный горечи, злой взгляд — и ускакал, даже не оглянувшись.
Фокусировать глаза и подбирать челюсть пришлось по второму разу. Смысл произошедшего был непонятен мне, но одно я поняла — вряд ли я когда-нибудь увижу Леголаса. Вот хорошо, что поостереглась и не влюбилась в эту крысу расписную, принца заморского, а то что бы я сейчас чувствовала?
А так — воспоминания остались самые чудесные, ни о чём не жалею. Может, и к лучшему — я не знаю, смогу ли с достаточной твёрдостью встретить свой конец, а это последний человек (эльф! не человек!), на виду у которого мне хотелось бы расклеиться. Кто знает, может и принц немного привязался, вот как я к лошадке, и ему тяжело увидеть мою смерть; проще устраниться, а тут, похоже, и повод нашёлся. Что-то же в этом свитке написано, да. Но мог бы и попрощаться. Хорошо, что не влюбилась. Он разбил бы моё хрупкое человеческое сердце.