Королевская канарейка (СИ)

Утром проснулась от тихого звяканья. В ужасе вспомнив про мечи, на четвереньках метнулась к выходу, осторожно высунула нос: нет, обындевевшая груда лежит, рядом стоит Глоренлин и смотрит с насмешкой. Посмотрел и глазами повёл в сторону. Проследила взглядом: лиса. Пытается вытащить лосося из корзины, и та позвякивает содержимым. На лису с интересом смотрят Глоренлин и эльф-часовой с луком в руках, но не похоже, чтобы они собирались отгонять животное. Ну понятно, народ сидхе живёт в мире с лесным зверьём. Глоренлин перевёл взгляд на меня, вопросительно приподнял брови. Отрицательно покачала головой: «Не надо». Зима — с едой, наверное, плохо. Пусть зверь тащит рыбину, ему наверняка нужнее. А мне и сухарики еда. И смотрела, как лиса допотрошила корзину, ухватила лосося и поволокла, гордо задрав хвост, ослепительно-рыжая на выпавшей пороше, и чёткая цепочка следов оставалась за ней. И траншея от лосося) Вот и избавилась от медвежьей еды. Сама-то не выкинула бы.

* * *

Бежать рядом с лошадками Бьярки почему-то предпочитал в образе мужика. Наверное, чтобы не пугать их. Места были пустынные, но примерно к середине дня потянуло дымком. Запринюхивалась, начала вертеть головой — и была огорошена тем, что медведь издалека, через всадников, обратился ко мне: — Блодьювидд, там деревушка рыбацкая на излучине. Они в это время рыбу коптят — дух стоит такой, что слюной захлебнёшься. Только скажи, я схожу к ним и принесу тебе самых лучших копчёных лососей и вяленых мелких ёршиков ещё. Их приятно грызть вместе с костями, и вот уж они пахнут, так пахнут! И без того молчавшие высокородные начали молчать неодобрительно, и только Трандуил захохотал. Я смущённо подбирала слова для отказа, но король меня опередил: — Нет. Ёршиками Блодьювидд кормлю я, и не позволяю тебе дарить ей что-либо. Тот как и не слышал: — Эти… — он помолчал, видно, не находя приличных слов, а за неприличные, похоже, прямо сейчас огребать не хотел, — они даже не смогли усторожить еду от какой-то лисицы! Я видел! Будь ты со мной, лосось был бы при тебе, а твоя шея украсилась бы лисьим хвостом! — и он бахнул себя в грудь кулаком. Звук раздался глухой и гулкий, как будто по бочке кувалдой ударили. Я привяла, начав остро жалеть себя, лису и всё сущее. Трандуила, похоже, всё это забавляло, поэтому он позволил Бьярки говорить дальше, и я узнала, что дом того построен из трёхсотлетних кедров, и кладовые его полны мяса, рыбы, ягод и грибов, мёда и пшеницы, и что торф в его очаге не переводится, а сидру из его яблоневых садов да стоялым медам и эльфы позавиствуют. И что неужто такую живую и прекрасную женщину могут подкупить бездушное золото и бриллианты из рук замшелого от старости лесного короля? Он не хочет верить в такую безнравственность.

Скрипнула зубами, глядя, как трясётся спина Трандуила, едущего впереди. Меня это всё не очень смешило: и жалко было медведа, и боялась я его. И раздражало, что, с его точки зрения, королевские бриллианты, значит, бездушны, а медвежьи кладовые исключительно душевны. А продажа себя происходит по-любому, не тому, так этому. Прям человеческим миром пахнуло, каким я его помнила. Не хотела больше ни слушать, ни говорить с Бьярки, он мне неприятен был, а в то, что он к словам женщины прислушается, я не верила, так что смысла разговаривать не видела. Отвернулась, вглядываясь в далёкую деревушку, и тут меня настиг вкрадчивый вопрос владыки: — Так что, послать купить связку ёршиков? Уж они пахнут так пахнут, я отсюда чую! До самого Эрин Ласгалена не отмоешься, да и там не сразу! — и он снова закис от смеха. Отвернулась и от него. Оно понятно, конечно: много ли в походе развлечений? Владыка желал выжать из ситуации всё возможное удовольствие.

* * *