Королевская канарейка (СИ)

— Хорошо, я понял. Видишь куст ниже по склону? Сходи за него. Морралхиор, Галадон — сопроводить!

Ждать и мяться не было уже никакой возможности, и я порысила к кустику. Забилась под него — а эти стояли рядом, с наложенными на луки стрелами, и озирались, и сверху сам владыка стоял и контролировал. Жалеючи себя, подумала, что президент так в сортир не ходит, как мне приходится. Но полегчало, и я подобрела. Постояла, завязывая штаны — и увидела рядом мягкое золотое сияние, расползшееся воронкой. Там, с той стороны, была ранняя осень, и медно-золотые буки клонились над ровной красивой тропой, зазывающей вдаль. Сглотнув, огляделась — нет, никто, кроме меня, не видит. И предзимье вокруг: голый куст лещины неприютно шелестит ветками, сухая трава под ногами, как шерсть дохлого животного, свалявшаяся и неприятная — и в воронке зазывная золотая тропа. Набрала воздуха в грудь, чтобы взвизгнуть, дёрнулась, но не успела ничего и полетела навстречу золоту и меди.

134. Бабкины внуки

мы кузнецы и дух наш молод

мы рано засветло встаем

и лихо машем молотком и

куём

Далеко меня не унесло: то, что потянуло внутрь, тут же выплюнуло, даже как будто с отвращением, и я шмякнулась на колени. Негодующе повизжав, открыла прижмуренные глаза — вот она, воронка, только с другой стороны. И эльфы там стоят, застывшие как будто. Подскочила, чтобы кинуться обратно — и призадумалась. Что-то свербило изнутри. Сунула палец в воронку — та, судя по всему, готова была выпустить обратно.

Чувствуя себя котом, которому приоткрыли дверь, и, стало быть, надо посомневаться, стоит ли туда идти, переминалась с ноги на ногу и думала о разном.

Подумав и решив, что умный человек по этой дорожке не пойдёт, шагнула было обратно, но тут листья буков зашелестели, и прошуршавший по ним ветерок имел голос, пропевший:

— Должо-о-ок.

Обернулась и боязливо вылупилась на деревья, а они так и шелестели, и шептали женским голосом, то юным, то старым, как сама земля: «Должо-о-ок, богиня, должо-о-ок» — и как будто смеялись надо мной. Сглатывая, ждала, не сложится ли ветка в деревянную указующую руку, не погрозит ли палочкой, как указательным пальцем — живо вспомнился фильм, в котором царь-батюшка хотел в тазике помыться, а ему оттуда водяной коряжистой лапой пригрозил, что должок у него и что время пришло. А задолжал тогда водяному царь сына единственного.

Моментально обозлившись, чувствуя в себе ослепляющую носорожью ярость (и одновременно тихую подлую радость, что кровиночка сидит в Мордоре с папой-драконом), оглянулась, ища того, кто посмел посягнуть.

Но не было никого, а идиллическая буковая аллея смеющимися своими листьями лепетала иное:

— Вспомни, вспомни…

И я вспомнила.

Не сына я задолжала, а за него.

* * *

Она задумчиво сжимала в тонкой белой руке сияющую алмазную нить, пропуская её сквозь пальцы, и смотрела мне в глаза, как будто чего-то ждала. Я так и не поняла чего, но она, похоже, дождалась и удовлетворённо выдохнула:

— Да, получилось. Богиня, ты согласилась подарить мне то, что я попрошу. И взамен я подарю тебе всю мою жизнь и всю силу, что останется после этого обряда — и сделаю твоего сына настоящим эльфом, буду воспитывать его и защищать, клянусь Эру.

Помолчала, прошлась, избегая моего вопросительного взгляда, и глухо заговорила:

— Мне стыдно — нет, не тебя, ты не воспримешь это грехом — но перед самой собой, что я пользуюсь своим положением. Я оказалась недостойной сана жрицы… но ты милосердна, ты сама мать, и ты поймёшь.

Она говорила то, что я и так знала — да не очень-то много об этом думала, и выходило вот что: близость с воплощённой богиней дарует непрерывность роду эльфа, удостоенного этой близости. А весь род Галанодель — близнецы, Риэль и Аргонеот. Дочь Галанодель погибла родами, зять сгинул на войне. Это абсолютно неэтично, просить о таком, но она просит благословения.

Пожала в ответ плечами:

— Я б тоже попросила, — о да, став матерью, я ещё как понимала! — Но я умираю.

Глянув в её страдальческое лицо, поправилась:

— То есть возвращаюсь к себе самой, — и усмехнулась. Кажется, бледновато.

Силакуи, внимательно посмотрев в глаза, хмыкнула:

— Не говорила, чтобы не испортить, но сейчас скажу: я не верю, что мальчишка ничего не придумает. Скорее всего, если ты хочешь остаться, он из кожи вывернется, а найдёт способ.

Буркнула:

— Ганконер тоже старался.

— А теперь пусть этот постарается. Ганконер опыта не имеет, а Трандуил уже был избранным… в любом случае, я выполню свою часть договора, а ты попытаешься выполнить свою — если сумеешь.

Мне такая договорённость показалась хорошей, но одолевали и сомнения:

— Не представляю, как это поможет непрерывности рода, если близнецы не переживут встречу со мной. А они не переживут — Трандуил убьёт.

Силакуи спокойно кивнула:

— Если узнает.

— Да как же он не узнает, если для него моя голова проходной двор?! — сжала виски пальцами, накатывала слабость и головокружение.

Силакуи снова кивнула: