Когда я отвалилась от стола и задумчиво притулилась к внутренней ясеневой стенке с бокалом травничка, начав поглядывать в окно (видно, отжаленная Силакуи хорошая погода и золотая осень заканчивались, потому что там смеркалось и закрапывало), один из них прямо спросил:
— Богиня, мы не понимаем. Что случилось? Ты говоришь, с владыкой и твоими спутниками всё хорошо, но как они отпустили тебя, как ты здесь оказалась? — голос был обеспокоенный.
Страшно хотелось увильнуть от ответа. С надеждой спросила:
— А что, госпожа Силакуи Галанодель ничего вам не писала?
По тому, как они переглянулись, поняла, что, может, и писала, да не о том. Стараясь потянуть время, поинтересовалась смущённо (если б только этим смущаться!), как бы мне научиться их различать.
— Никак. Мы действительно похожи. Я Аргонеот, старший, — он заулыбался, — давай я расплету косичку на левом виске, будешь узнавать меня так.
И я начала узнавать его так.
Боялась признаться, боялась, что они косо посмотрят и заледенеют, когда узнают, что послужили предметом сделки о непрерывности рода, потому, что их бабка хочет, чтобы у неё были правнуки и праправнуки, и чтобы они стали королями. Но мне было уплочено, и цель оправдывала средства. Как говорил один мудак, всё продаётся, нужно только предложить правильную цену. Мне предложили.
Так и не найдя приличных обиняков, скорбно прикрыла глаза и сообщила:
— Мы договорились с госпожой Галанодель. Здесь и сейчас не времени, и никто не узнает. Ваша бабка хочет, чтобы это оставалось тайной… ото всех, — мучительно запуталась в словах. Братья не понимали, я продолжила: — Силакуи осталась с моим сыном, взамен я благословляю род, вступив с вами в близость, — грубо закончила и открыла глаза, боясь увидеть презрение на их лицах. Хоть и считается, что я, так сказать, абсолютный ништяк, пламя-творения-прорывающееся-сквозь-ветхую-ткань-реальности, но неизвестно, как к сделочке отнесутся братья.
Отстранённо, глядя как будто со стороны, увидела, как огромными становятся их глаза, как Аргонеот — нет, Риэль, косичка на левом виске присутствует, — сминает в пальцах тяжёлый мифриловый бокал, из которого на стол выплёскивается вино.
Совершенно не ожидала быть обнятой с двух сторон — и получила странное болезненное удовольствие, гораздо большее, чем могла ожидать. Я, кажется, тосковала по телесному теплу. Замерла, стараясь расслабиться — может быть, они пожелают сделать это здесь и сейчас, надо хотя бы попытаться не быть деревяшкой и доставить им удовольствие… Ничего, они просто обнимали:
— Богиня, только если ты захочешь сама, не из-за договора, — тёплый шёпот на ухо смущал и расслаблял, — поживи с нами, привыкни к нам, пожелай нас… что ж ты ждёшь, что мы, как волки, накинемся и начнём тебя раздирать… это не будет так. Отдохни, побудь дорогой гостьей в нашем доме, мы видим, что ты устала и что у тебя болит душа… ты отдохнёшь и тебе станет легче.
Не выдержала и носом захлюпала. Всё-таки не ждала, прости господи, такой человечности, если это понятие можно применить к эльфам. К людям-то его нечасто можно применить, если что.
Была спроважена в компании мышек-фээйри в пещеры с горячими источниками. Сами братья со мной не пошли, сделикатничали.
Уложили в откуда-то взявшиеся перины. Впрочем, что удивляться, если это были внуки госпожи-Метелицы, древней колдуньи, в своё время даже оладьи и лимонные пирожные, не существующие в этом мире, из ниоткуда достававшей.
Я всё-таки ужасно нанервничалась и напереживалась за всё время, так что даже на ночь с ними не поговорила, сразу уснула.
С утра таки были оладьи и лимонные пирожные под травник и молоко. На мой вопрос Аргонеот удивлённо ответил:
— Так брауни рецепт выучили ещё тогда, когда ты у бабушки гостила, — и, быстро улыбнувшись, — ты была совсем ещё маленькая, не понимала ничего, и быстро подступиться было нельзя… ничего тогда не успели. Ты вспоминала нас?
Покивала — да, иногда с приятством вспоминала те две недели; светлый ясень Галанодель, улыбчивых близнецов, уроки квенья, визиты к местным столпам общества; поездки с целью полюбоваться красивым деревом, озером, лугом… снежные бои, сказки вечерами… она как-то и мне стала бабушкой. Могущественная ведьма за эти две недели подарила мне квинтэссенцию счастливого беззаботного детства.
Это и сейчас ощущалось — песочные корзиночки со светло-жёлтым лимонным кремом внушали непосредственную детскую радость только своим видом.
Было легко, да оно и неудивительно — у меня тяжеленный камень с души упал, когда я поняла, что близнецы не считают, что я в чём-то виновата, и ничем не оскорблены. Что они примут всё, что я пожелаю дать — но сами ни на чём не настаивают. Всё-таки это не было сделкой, это было подарком. Как с теми ужасными кочевниками, которые не понимали купли-продажи и ничего нельзя было у них купить, и ничего нельзя было им продать. Только подарить и быть одаренным.
Поэтому, когда в весёлой застольной беседе Аргонеот непринуждённо, между делом, передавая чашку, спросил: