- Думаю, да. Они прожили жизнь в глубочайшем уважении.
- Вы сучаете по ним?
Он помолчал.
- Я родился, когда матери было почти пятьдесят, а отцу под шестьдесят. Они умерли, когда мне не было и пятидесяти. Более тридцати лет назад. Я не скучаю. Я отпустил их.
- ваши братья и сестры? Вы общаетесь с ними?
- Все умерли, лина. Младшая из сестер была старше меня на восемнадцать лет. Только старший брат прожил больше ста десяти. Это довольно тяжело – смотреть как стареют и умирают не только братья и сестры, но и племянники с племянницами. Как те, кого ты пoмнишь младенцами, становятся стариками. А ты все такой же. Поэтому я не поддерживаю отношения с семьей, принцесса.
- И поэтому у вас нет детей? - понимающе прошептала она.
- Скорее, потому, что я никогда не испытывал в них потребности.
- Как и в жене, – усмехнулась она. – Я помню. И каково это – жить восемьдесят лет и оставаться молодым? – крыло ее чуть трепетало, грея и скользя по его спине.
Он помолчал.
- Равнодушно, Алина. Ты видишь, как люди совершают все те же ошиби, что и десятки лет назад, как рождаются и умирают, ка ничему не учатся, как кипят такие же страсти, просто в другом антураже,и поэтому история повторяется. Люди все так же управляемы, вcе так же подвержены стереотипам. И только единицы обладают критическим мышлением и способностью подвергать все сомнению, думать самостоятельно, а не повторять за кем-то. Дoлгая жизнь развивает равнодушие и отврaщение к людям.
- Равнодушный человек бы не отправился за мной сюда, – горячо возразила она.
- Вы – особый случай, Алина.
Она улыбнулась.
- Хорошо, что вы это понимаете, лорд Макс. Расскажите ещё что-нибудь. Как проснулся ваш стихийный дар?
- Я вырастил на деревянной лошадке побеги.
- Не верю, что у вас была лошадка, – пробормотала она со смешком. – Не верю, что вы были маленьким. Это же невозможно представить. Вы были противным ребенком?
- Очень хочется вас порадовать и сказать, что да. Но нет. Я был тихим, любил читать и расковыривать игрушки.
- Точно как я, - принцесса пошевелилась, сдерживая зевок. Руки их так и были переплетены, и Макс то и дело чуть сдвигал большой палец, чтобы коснуться запястья над ее браслетом. - Я читала все время. Ничем больше не интересовалась. Мама приказала покупать мне те книги, которые я хочу, и всегда говорила, что у меня будет необыкновенное будущее. Даже стихийный дар обнаружился, когда я в тринадцать захотела взять книгу с полки, а она дернулась ко мне, пролетела полметра и упала.
- Непроизвольная левитация, – кивнул Тротт.
- Я так и не смогла повторить ее осознанно. Но второй раз это произошло в школе с цветком, на биологии,и меня распределили на дополнительные занятия, куда ходили школьники с даром. Почти все были такими же слабыми, как и я.
- Но не такими же упорными, да?
- Да, – она посмотрела ему в глаза. – Кстати, об упорстве. Перед тем как мы завтра уйдем… будем снова убегать и сражаться, л-лорд Макс… вы н-не хoтите меня п-поцеловать?
Сердце заколотилось.
- Алина…
Она, выдернув ладонь, прикрыла ему рoт, а затем, подавшись впеpед, мягко приникла губами к губам.
Мягкость и жар. Мгновенное возбуждение. И почти невыносимое желание раздвинуть ее губы языком, вплести пальцы в волосы, прижать к себе ближе, плотнее, сильнее.
Макс закрыл глаза, не отвечая и не отстраняясь, и почувствовал, как принцесса улыбается ему.
- Не всегда упорство п-помогает, правда, лорд Тротт?
- Сейчас оно бессмысленно, Алина.
Дыхание его cбоило.
- Да, - прошептала она горько. – Я знаю. Если бы… - голoс ее прервался. – Если б-бы вам не п-пришлось умирать, профессор. Если бы мы в-вернулись оба… я бы не стала развод-диться с вами. А вы?
Он не хотел думать о том, что может быть – потому что для него это «может» не существовало. Но принцесса ждала ответа.
- Я бы дал вам время передумать, – мягко сказал он. – Лет семь. Или двадцать.
- Я бы не передумала, лорд Макс.
- Думаю… я мог бы с этим смириться, лина.
Она разулыбалась. В глазах ее появились слезы.
Макс коснулся губами ее лба, и она так и замерла. Отчаянная, испуганная и очень упорная девочка.
Он не отстранялся, пока дыхание принцессы не стало ровным и глубоким, а тело не расслабилось – и сам заснул почти сразу, чувствуя в полудреме, как разворачивается она, привычно прижимаясь спиной, и как снова щекочут нос светлые волосы.
Через некоторое время из брачного дома вышел человек с крыльями и направился к храму богини Хиды. На площади уже догорали костры и последние празднующие сидели вокруг одного из них и пели песни.
- Болтливые они у тебя, – заметила старуха Ледира, делая знак, чтобы неши удалились.
- Дурные, - проворчал Ворон, усаживаясь перед старейшей. – Жалко сына, но его уже не спасти.
- Не слышит? – укоризненно поинтересовалась женщина.
- Спит. Благодарю, что приняла, древнейшая. Вижу, как тяжело тебе рядом со мной.
Старуха вздохнула, засыпая, - и тут же отделилась от нее мощная шестирукая и полупрозрачная женщина, села рядом, ласково погладив хранительницу по голове.