Люк пил вино, сидя в кресле, в сумраке, напряженный, собравшийся. Сверкали молнии, отпечатывая на сетчатке глаз обнаженную девушку, лежащую в истекающей паром ванне. Он прикрывал глаза – и видел под веками контуры ее тела, откинутую голову, тонкую шею, круглую и острую грудь, показывающуюся из воды. Открывал – и затягивался сигаретой, запивал дым вином и почти рычал от того, что он сейчас не рядом с ней.
- Почему ты молчишь?
- Смотрю на тебя, Марина.
Как же трудно говорить.
- Ты привез меня сюда полюбоваться на снежную грозу?
- Нет. – Она повела плечами, будто собираясь оглянуться. - Привез, чтобы посмотреть, как ты любуешься грозой.
Музыка закончилась. Наступила тишина. И в тишине этой она поднялась из воды – белое тело во мраке, - не вытираясь, накинула на себя халат, подошла к стеклу. Приложила ладонь – Люк со своего места видел, как образовался вокруг туманный след, как сухо, совсем близко к стене сверкнул разряд, потек к ее пальцам, словно она приманила к себе молнию, побежал от них ломаной паутиной в стороны – и Марина на мгновение стала ярче, будто пила эту мощь, поглощала ее без остатка.
Он еще уговаривал себя оставаться на месте, но ноги уже сами несли его к ней. Остановился в нескольких шагах позади.
- Марина, - голос царапал нёбо, прерывал дыхание. - Покажи мне.
Она каким-то чудом поняла его. Склонила голову с влажными волосами на затылке, повела плечами, спустив с плеч халат. Обнажила спину. И вздрогнула – вот теперь он подошел почти вплотную. По спине ее от светлых волос вдоль позвоночника бежала капля воды – и Люк провел пальцами по ее следу, повторил контуры огненного цветка.
- Все время вспоминаю его, - сказал он хрипло, - и днем и ночью. Не могу выбросить из головы. Марина… я привез тебе кое-что.
- Что же?
Люк достал из кармана длинную жемчужную нить, обвил вокруг ее горла, спустил руки на обнаженную грудь и застегнул украшение. Поцеловал в шею, провел ладонями по плечам и повернул к себе.
- Я очень хотел увидеть его на тебе.
- Смотри, - принцесса отступила на шаг назад, почти прижавшись к стеклянной стене. Вызывающе подняла на него огромные испуганные глаза.
Поздно, милая. Сегодня я тебя уже не отпущу.
Жемчужная нить тускло мерцала меж ее грудей, спускаясь к пупку, под полы халата, и он коснулся украшения пальцами – закачались молочные бусины на молочной коже, проигрывая ей и красотой, и желанностью.
- Боги создали тебя идеальной.
Она нервно вздохнула.
- Откуда оно у тебя?
Люк задумчиво закрутил одну из нитей вокруг ее соска, полюбовался, отвел халат в сторону. Развязал ослабевший пояс – Марина безвольно опустила руки, только плечи держала прямо – и за спиной ее сверкали, переливались белым и фиолетовым близкие молнии, и непрерывно, оглушающе гремел гром.
- Выкупил в Лесовине, - проговорил он, касаясь еще одной татуировки под левой грудью. - Летящий сокол?
- Набила под грудью на втором курсе. Как еще одно напоминание себе о том, кто я.
Погладил и этот рисунок. Коснулся халата – и он с мягким шелестом лег на пол.
- Люк…
- Тссс…тише…
В глазах ее ужас и странное предвкушение. А его руки все ниже – исследуют, гладят, играют.
- Не смотри.
Она закусила губу, прижимая ладонь справа к низу живота, почти над лобком.
- Не буду, если не хочешь.
Наконец-то коснуться губами груди, попробовать, ощутить, вспомнить ее вкус. Наконец-то обнять, прижать к себе – чтобы уже не вырвалась,- впечатать ладонь в ягодицы, вжаться в нее. И никого и ничего на целом свете, кроме снежной грозы вокруг них. Никого и ничего, что бы помешало ему.
Подняться выше, найти ее губы, впиться в них – самые желанные на Туре и во всей Вселенной, вжать ее в стекло – вокруг нее ореолом разлились ломаные линии разбегающихся молний, закололи его острым льдом – помни, кто сейчас с тобой, помни, кто она! Больно и до дикости возбуждающе, до тьмы, поднимающейся из самых глубин тела, до хрипа и сжимающихся на запястьях пальцев – не отпущу, ни за что, никогда.
Марина вдруг отвернула голову, с каким-то отчаянием толкнула его в плечо – он шагнул назад, тяжело дыша, готовый уложить ее тут же, у стены - и медленно, глядя ему в глаза, отняла руку от живота.
И он опустил взгляд и замер, заметив, как дрожит она, сжав в кулаке жемчужную нить.
Там, на тонкой коже над тазовой косточкой было выбито его имя, стилизованное под извивающегося кольцами, поднявшего голову змей. И не узнать свой почерк было невозможно – выглядела татуировка так, будто он взял острое перо и вырезал на Марине свое клеймо.
Lucas.
Змей атакующий.
Прокричи она свое признание – и то оно не произвело бы такого эффекта.
Он коснулся рисунка пальцем, повторяя движение руки при росписи, вздохнул, тряхнул головой, ослепленный вскипевшим желанием, притянул ее к себе за жемчужную нить, как за ошейник – она спрятала лицо у него на плече – подхватил под ягодицы, и понес к кровати.
Марина, Марина…
Ты сама отдала себя мне в руки - и я не пожалею тебя.
Горячие губы на солоноватой от изнеможения коже – жемчуг мешает, и ты рвешь его под грохот громовых раскатов.