Королевская кровь. Книга 10. Часть 1 [СИ]

— Марина Михайловна, с вами все в порядке? Что случилось? — раздался нервный голос доктора Кастера. Едва слышимый — видимо, изморозь хорошо так законопатила щели.

— Не знаю, — откликнулась я, тоже с заметными истерическими нотками в голосе. — А с той стороны все живы?

— Живы, — подтвердил он, — и почти здоровы, если не считать легких обморожений. Половина приемной в инее.

— Тогда и я в порядке, — ответила я, чувствуя такое облегчение, что захотелось плакать. Если уж в соседнем помещении никого не заморозила, то и в остальных должно быть все нормально. — Как Мария?

— Все нормально, ваша светлость, — голос моей горничной был едва слышен. — Нос облез и щеки красные. Господин Вени прямо сейчас лечит меня. Если простужусь, выпишете мне премию.

— Обязательно, — пообещала я, улыбаясь, и зевнула. Что может быть лучше понимания, что ты никого больше не убила?

"Разве что приход Мартина. И определенность".

Я помрачнела.

— Моя госпожа, отойдите, будем ломать дверь, — это уже голос капитана Осокина. Видимо, с той стороны собрался целый спасательный отряд.

Через минуту раздался грохот, дверь сотряслась — а я села на койку рядом с торчащим коконом из одеял и принялась ждать освобождения, стараясь не заснуть.

Меня извлекли не сразу. Дверь пытались оттаивать кипятком, рубить топором, но иней оказался стойким и отходил с трудом. Было самое время для эффектного появления Мартина с его жизнерадостностью и шуточками, чтобы он всех спас и все исправил. Но его не было, и я сонно гладила сигналку, подавляя желание дергать ее до тех пор, пока друг не отзовется.

Он придет. Он придет, как сможет. Он не оставит меня.

Прибывший в лазарет Берни сообщил, что по всему замку похолодало градусов на десять, но жертв нет, и предложил подорвать дверь точечным взрывом — я слышала азартное обсуждение в приемной и попросила не делать этого, заверив, что чувствую себя прилично, умирать не собираюсь и вполне способна подождать до утра, пока лед растает.

Тем более что солнце уже село и пора спать. Но если меня хотят спасти прямо сейчас, то дело решит лестница, приставленная к окну. И одежда, потому что спускаться в том виде, в каком я сейчас, будет затруднительно и недостойно герцогини.

— Моя госпожа, это неразумно, — громко забурчал Леймин, — в вашем положении…

— Я беременная, а не безногая, — отрезала я, совсем не будучи уверена в том, что это хорошая идея: чувствовала-то я себя превосходно, особенно после мутного существования последних дней, но ноги-руки еще были слабыми и дрожали, а уж в сон клонило так, что я вполне могла заснуть на середине спуска. Однако озвучивать я это не собиралась.

Озвучила я другое: теперь я понимала, что тянущее чувство, которое беспокоило меня с утра — это потребность в моей стихии. Она притухла, напитавшись теплом, но в любой момент была готова развернуться снова.

— Жак, — попросила я, повышая голос, — раз уж меня решили спасать, прикажите растопить в моих покоях камин. Мне сейчас очень нужен огонь. Много огня.

— Сделаю, ваша светлость, — после удивленной паузы ворчливо отозвался старик, и я почти увидела, как он сдерживается, чтобы не начать меня расспрашивать и воспитывать.

Мое спасение началось с капитана Осокина, который по лестнице забрался в палату с мотком веревки на плече — они с Леймином решили, что ужасно опасный спуск со второго этажа требует страховки. У меня не было сил спорить. Капитан скупо поклонился, передал пакет с одеждой: я, еле сдерживая зевоту, быстро ушла в ванную и переоделась в удобный спортивный костюм и ботинки. Когда я вернулась, Осокин попросил меня повернуться спиной и как-то по-особому обвязал крест-накрест под грудью и за плечи, не касаясь живота.

Я, конечно, чувствовала себя виноватой и, как обычно, собиралась с духом, чтобы извиниться.

— Андрей Юрьевич, — решилась я, когда он проверял надежность узлов. — Вы должны знать, что я не собиралась использовать подчинение, это вышло нечаянно. Я никогда этого не делала и не думала, что умею…

Капитан, не глядя на меня, дергал узлы. Наконец поднял глаза, отступил на шаг, хрустя пластиком под ботинками и накручивая второй конец веревки петлями на локоть.

— Я обязан за вас отдать жизнь, — сказал он сухо, — а не только свободу воли. Вышло так, что вы спасли Вейн, и при этом себе навредили куда больше, чем мне. Разве после этого я имею право что-то говорить?

— Имеете, — заверила я горячо. — Я бы никогда…  — и тут я запнулась.

— Вы бы никогда не стали подчинять меня сознательно? — уточнил он ровно.

Я не стала врать. Промолчала, потерев слипающиеся глаза, и он отвернулся, шагнув к окну. С улицы раздался голос Леймина:

— Все в порядке?

— Да, сейчас начнем спуск, — ответил ему Осокин, перегнувшись через подоконник. Подтянул к окну стул, а затем протянул мне руку. — Поднимайтесь, Марина Михайловна. Аккуратно садитесь на подоконник, ставьте ноги на ступеньку и разворачивайтесь. И спускайтесь спокойно, я вас удержу, даже если лестница рухнет. Внизу подождете меня, я сниму веревки.

Когда я, опираясь на его руку, уже встала на стул, он нехотя добавил: