— Вы правы, — сказала я тихо, повернувшись к сопровождающим. — Но я не поеду никуда ни сегодня, ни завтра, — я подняла руку, останавливая возражения Леймина. — Жак, дайте мне отдохнуть. Обещаю, как только начнутся бои, я сразу же послушно сяду в листолет. А пока… — я окинула взглядом замок, — расскажите, какие-то помещения еще пострадали от холода, кроме лазарета?
Кроме пятна изморози вокруг окна в моей палате никаких последствий ледяного выброса заметно не было. На первых этажах Вейна горел свет, из окон осторожно выглядывали слуги и больные. На зубцах трех башен в темноте отчетливо виднелись пляшущие тени керосиновых ламп, и от понимания, что там есть огонь, снова зазудели ладони. Я поспешно сжала их в кулаки и, опять взяв Берни под локоть, направилась к замку.
— На первом этаже под вашей палатой ледяное пятно на потолке, ваша светлость, — недовольно докладывал Леймин, — захватило часть холла над больными и библиотеку. Сейчас двигаем полки, чтобы не пострадали книги. И на третьем этаже над вами, в покоях госпожи Маргареты, пол покрылся изморозью.
— Да уж, — пробормотала я, аккуратно разжимая пальцы: зуд прекратился, — хорошо, что Риты нет в Вейне. — Снова посмотрела на окна, в которые выглядывал народ. — Слуги болтают уже?
— Болтают, конечно… — отозвался Берни, — кто-то из санитаров в лазарете все видел, люди сопоставили со старой историей… всем уже известно, что это из-за тебя.
Меня кольнуло сожалением и горечью. Страх в людях всегда был сильнее благодарности. Не удивлюсь, если сейчас меня боятся так же, как после случая с Софи. И болтают, что герцогиня сошла с ума от горя.
"Что не так уж далеко от правды".
— Камин у меня в покоях растопили? — поспешно спросила я, чтобы уйти от невеселых мыслей.
— Растопили, — сердито вращая глазами, пробрюзжал Леймин, — но вам нужно в лазарет, вас осмотрят, просканируют, нельзя оставлять вас без присмотра… и я хотел бы получить ответы на некоторые вопросы…
— Жак, ради безопасности окружающих мне нужно побыть у огня, а потом желательно поспать, — вздохнула я. — И я бы хотела сделать это в своих комнатах. Там вы сможете помучить меня вопросами, если это так срочно. И осмотреть меня доктор тоже может там.
Он пожевал губами, раздраженно-сочувственно оглядел меня и, буркнув: "Распоряжусь, чтобы медики поднялись к вам", чуть отстал, доставая рацию. Я снова перевела взгляд на замок, на людей в окнах. Мне становилось не по себе. Отсюда выражения лиц не было видно, но что там могло быть, после того как я сначала вызвала кучу огненных птиц, которые могут жечь не только врагов, затем чуть не прыгнула из окна, а напоследок почти заморозила Вейн?
В холл, привычно пахнущий лекарствами и чистотой, я входила, готовая к молчанию, которым встретили нас столпившиеся по обе стороны от входа обитатели замка. Там собрались и слуги, и санитарки, и пациенты.
Мы сделали несколько шагов по каменному полу, когда народ зашумел. Я вскинула голову — казалось, люди полны страхом. На меня смотрели тревожно, вставая на цыпочки, вытягивая шеи из-за спин впереди стоящих. Была там и Софи — она прижимала руки к груди, — и я быстро отвела от нее взгляд.
— Госпожа герцогиня, — расслышала я.
— Живая, слава богам. Уж мы молились, молились.
— Своими ногами идет, а ты говорил — лежит, умирает.
Я растерянно остановилась. Берни крепко сжимал меня за локоть.
— За тебя в часовне столько масла вылили, — пояснил он вполголоса, — что можно было год службы проводить.
Люди гудели, желали здоровья, благодарили, а мне было невыносимо стыдно за свои недавние мысли, за ожидание упреков, шепотков и отторжения. Это же мои люди, с которыми мы бок о бок переживали эту страшную войну и наши потери; даже Софи уже стала своей, потому что честно трудилась наравне со всеми.
Шум нарастал. Как госпоже замка, мне следовало достойно ответить, успокоить всех, поблагодарить за заботу, но от избытка чувств свело горло, и я не могла вымолвить ни слова. Но все же кашлянула, подняв руку. Народ замолчал.
— Как видите, я жива, — голос все же сипел, и получалось косноязычно, но деваться было некуда. — Вашими молитвами, благодарю. Все мы молодцы. Отбились. И впредь отобъемся, да?
— С вашими пташками отобьемся, — пробасил кто-то из больных. — Спасибо, ваша светлость.
— Спасибо. Спасительница.
— Матушка наша.
Достойно принять "матушку" я оказалась не готова и вцепилась в Берни. Он, поняв меня правильно, командирским голосом объявил:
— Ее светлости нужен отдых.
Люди понятливо расступились. Поднимаясь по лестнице, я ощущала спиной их взгляды. Но в них не было страха. Только сочувствие и благодарность.