Королевская кровь. Книга 9

Супруга, не подозревая о его мечтах, крепко спала — а он, чувствуя себя почти преступником, скользил по ее щиколоткам и бедрам ладонями, касался губами и языком, ласкал, задыхаясь от страсти. Не оттолкнет ли теперь, не разозлится ли, когда проснется?

— Нет… нет, — прошептал он то ли вслух, то ли про себя. Она уже простила его, он это чувствовал — в ее словах по телефону, в ее неласковости, в сердитых признаниях и ядовитых укусах. Простила и отзовется сейчас ему.

Он еще поиграл с ней, касаясь ее кожи то губами, то сапфирами, — и затем, возбужденный донельзя, намотал нить ей на щиколотку, застегнул, лизнув пальцы ноги. Дыхание его прерывалось, и он улыбался, зачарованно глядя на украшение. А затем, скользнув вдоль спины Марины, растянулся рядом с ней на кровати. Прижался, опаляя горячим дыханием и касаясь губами чуть влажной шеи, уткнулся носом в отросшие волосы и осторожно поддел рукой сорочку. Живот под ней был совсем еще плоский, теплый, и Люк провел по нему пальцами, накрывая ладонью грудь. Супруга чуть слышно выдохнула, а он едва не застонал, вжимаясь в нее сильнее и гладя кончиками пальцев нежный сосок. Все вылетело из головы — так он скучал, до ужаса, до боли в сердце.

Марина едва заметно подавалась навстречу его движениям, а потом и вовсе перевернулась на спину, закинув руку за голову. Сорочка задралась окончательно, обнажив гладкое тело, приоткрытые бедра, манящую в полумраке грудь, по которой он так давно сходил с ума.

— Детка, — прохрипел он, нависая над ней и сходя с ума от желания. Глаз она так и не открыла, но ему и не нужно уже было это — Люк склонился и впился в ее губы поцелуем, чувствуя, как скользят по его груди ее соски, как подаются к его руке бедра. Он сходил с ума, он почти умирал — и, наверное, поэтому не сразу понял, что жена, напряженная, злая, протестующе мычит и упирается ладонями ему в грудь.

— Маришка, — зашептал он лихорадочно ей в губы, — не надо, не отталкивай меня, пожалуйста… ты такая красивая… я сейчас сдохну, если не окажусь в тебе.

Она снова замычала, заколотила его по плечам кулаками — и он, вдруг заметив на ее глазах слезы, испуганно откатился в сторону, встав с другой стороны постели.

— Детка… — голос сел, — я сделал тебе больно?

Марина вскочила, зажимая рот, шатнулась в сторону ванной — и вдруг скорчилась, и ее вырвало прямо у кровати. Люк растерянно бросился к ней.

— Не подходи ко мне, — крикнула она, кашляя и задыхаясь. Он замер у изножья, а Марина выпрямилась, вытирая ладонью губы — рука ее заметно тряслась, глаза были красные, — судорожно вздохнула, схватилась за прикроватный столик и снова согнулась в рвотном спазме. И, пережив его, затряслась и заплакала, мотая головой и растирая слезы по щекам.

— Детка… — растерянно и виновато промямлил Люк, ругая себя последними словами. — Я могу чем-то помочь?

Теперь ему страшно было даже прикоснуться к ней. Какое желание — о стенку головой хотелось побиться.

— Исчезнуть и больше никогда не появляться рядом, — прорычала она, судорожно сглатывая. — Если ты ни о чем, кроме своего удовлетворения, думать не можешь.

— Детка, ну прости меня… — он снова шагнул к ней. — Не сердись. Пойдем в ванную, я тебе помогу… Ну… не плачь. Ничего же страшного не произошло.

Она отшатнулась, выставив в его сторону руку. В покоях похолодало.

— Ничего страшного? Нет. Не подходи и не трогай меня. Я не вынесу сейчас этого, Люк, — По лицу ее текли злые крупные слезы, рот кривился, и глаза становились все светлее. И голос все громче. — Ты даже не подумал узнать, как я себя чувствую, что со мной было, прежде чем лезть на меня… В этом ты весь. Я все эти дни не знала, что с тобой, ты не удосужился ни позвонить, ни написать, без объяснений сослал, как собачку, куда-то за горы, а теперь примчался ко мне в постель, и плевать, что я почти не сплю, что мне плохо, что я умру скоро от токсикоза.

Она уже орала, вздрагивая от слез и размазывая их по лицу, так яростно, что его тоже начало потряхивать от адреналина.

— Это не так, Марин, — попытался он оправдаться, нервно сминая пачку сигарет в кармане. У него впервые в жизни отказал дар убеждения, он просто не знал, что сказать, — так был ошеломлен. Но супругу уже было не остановить.

— Я так устала, Люк, я спать легла под утро. У нас столько раненых, нежить вчера напала, — Марина снова зарыдала, запрокинув голову назад и сжимая кулаки, и выглядела при этом совершенно безумно. Под ногами у него пол покрывался ледяным узором. — Мне было так страшно. Где ты был? Где ты был?

— Ты переволновалась, детка, — осторожно говорил он, тихо подкрадываясь к ней вдоль кровати, как к взбесившемуся животному. Изо рта шел пар, сердце колотилось часто-часто, спина взмокла. — Я был занят. Убивал инсектоидов… это не оправдание, да… прости, что не уделял тебе внимания. Я так соскучился, Марина. Так хотел тебя увидеть…

— Трахнуть ты меня хотел, — зло бросила она ему в лицо, подхватила прикроватный столик и, развернувшись, швырнула его в сторону Люка. Он не долетел — с грохотом врезался в пол. — Не подходи. Лучше бы ты вообще не приезжал.