Крылья, плечи, мышцы спины и живота от дневных перелетов болели нещадно, несмотря на то, что профессор Тротт делал остановки и большую часть груза взял на себя. Алина с тоской вспоминала пеший поход вдоль залива Мирсоль. Ей тогда казалось, что устать больше невозможно. Как она ошибалась. К вечеру принцесса двигалась на голом упрямстве, ныряя в воздухе, как подбитая птица. Над горными склонами было ветрено, и лицо приходилось обматывать тканью — иначе обветривалась кожа, а губы трескались и кровоточили.
Первые два дня ее толкал вперед почти животный страх, что их могут догнать. Она не жаловалась и ни о чем не думала, не просила остановок, а ночами, на стоянках в какой-нибудь выемке склона, заросшего густым кряжистым лесом, дремала вполглаза, разбитая, но готовая при малейшем шорохе вскочить, хватаясь за нож. Кошмары не возвращались, будто опасаясь ее взвинченного состояния, но она и так все помнила.
Отпустило ее к вечеру третьего дня — то ли устала оглядываться в страхе обнаружить погоню, то ли наконец осознала, что уже в безопасности. Защита Источника ощущалась на плечах легкой и уютной прохладой, к долине, по словам Тротта, они должны были добраться дня через три-четыре, и Алина, в сумерках опустившись на берег мелкой горной речки, весело несущейся вниз по темному склону, скинула сумки, уселась на теплый валун, расслабив крылья, и застонала, пытаясь покрутить плечами.
— Я не жалуюсь, — проворчала она, увидев взгляд Тротта, — тот, не отдыхая, уже начал рубить маленьким топориком сухое дерево на костер.
— На что вы не жалуетесь? — откликнулся он с невозмутимой иронией, пока принцесса, вынув хитиновый котелок из сумки, ковыляла к речке по широкой полосе гальки. — На то, что двигаетесь, как деревянная кукла на шарнирах?
— И чувствую себя так же, — пятая Рудлог с покряхтыванием, достойным старушки самых почтенных лет, склонилась к реке. Сунула туда котелок и потянулась в ледяную воду ладонью — утолить жажду.
— Не пейте, остыньте сначала, — предупредил Тротт из-за ее спины. Там раздавалось потрескивание, потянуло дымком. — Дар-тени почти не болеют, но с таким перепадом температур я ни за что не ручаюсь. Лучше возьмите воду из фляги.
— Ладно, — Алина потащилась обратно, оскальзываясь на валунах, а профессор скрылся в темноте меж деревьев, подступающих прямо к галечнику у речки. Папоротники вокруг росли низкие, немногим выше человеческого роста, и днем во время полета зеленое море, покрывающее склоны, от ветра волновалось, как настоящее во время шторма.
Она, последив за спутником взглядом, поставила котелок на разгорающиеся дрова — по контрасту с пламенем сумерки показались гуще и темнее — и закопалась в сумку, вытаскивая мешочек с крупой и пластины сушеного мяса для похлебки, которые тут же начала строгать ножом в холодную еще воду. Ломать не хватало сил, а лезвие, наточенное инляндцем, резало сухое закаменевшее мясо как масло.
Вернулся Тротт, бросил к ее ногам с десяток сладких клубней, а сам пошел мыть руки. Алина дорезала и эту добычу — вода уже начала закипать — и со стоном поднялась. Пока полоскала нож и руки, мышцы продолжали наливаться болью, и даже повернуть голову было мучением.
— Вам нужно размяться, — услышала она голос лорда Макса. — Позанимаемся — станет полегче.
— Нужно, — уныло согласилась она, возвращаясь под кроны деревьев. Попыталась поднять руки и бессильно уронила их: плечи и шею прострелило болью, дыхание перехватило. — Почему так болит? Вы же говорили, мы летаем благодаря родовой силе.
Алина кое-как развязала завязки на теплой куртке, скинула ее на сумку. Согреться она согрелась, но пластичнее мышцы от этого не стали — и принцесса, преодолевая боль, начала крутить руками и делать наклоны.
— Родовые способности не делают вас невесомой. Они лишь помогают держаться в воздухе, — Тротт, сидя у костра, следил за ней, и выражение его лица в отблесках костра было непонятным. — Придется потерпеть, Алина. Помните, как тяжело вам было идти в самом начале? Затем тело адаптировалось. Адаптируется и сейчас.
— Я понимаю, — заверила она сдавленно. Повернула голову вправо-влево и ойкнула — стало еще больнее, но она упорно разогревала шею. — А у вас не болит? — пропыхтела она через пару минут. — Вы же давно не летали.
— Не так, как у вас, — лорд Макс чуть отодвинулся от огня, скрестил ноги. — Но тоже чувствительно. Идите сюда, Алина. Садитесь, я разомну вам мышцы. Иначе с вашим упорством заработаете растяжение, и придется ждать, пока не придете в норму.
Она подошла и с внезапным смущением опустилась спиной к нему.
— Ближе подбирайтесь, — пробурчал он, — так я до вас не дотянусь.
В котелке весело булькало, пахло вареным мясом и дымом, огонь грел лицо и руки. Алинка, поелозив по сухой и теплой гальке, приблизилась почти вплотную, коснувшись ягодицами скрещенных ног Тротта, оперлась крыльями о землю по обе стороны от его колен и склонила голову. И вздрогнула, когда плечи сжали жесткие пальцы, сжали болезненно и приятно и стали умело проминать сквозь тонкую ткань сорочки.