Алина была уже на полпути к воротам. Ловчие и сам тха-нор смотрели на Макса с жадностью, с возбуждением, а она бежала к воротам.
Еще, еще, быстрее, девочка, быстрее.
— И есть у меня в лесу клад, а в нем волшебные семена и орехи — кинешь маленькое семя, вырастет дом, кинешь орех — поднимется замок…
Макс говорил так, как никогда в жизни не говорил, убеждал, забалтывал, завораживал. Ей до ворот оставалось шагов тридцать… двадцать… и он уже почти поверил, что ускользнет, когда из замка выскользнул наемник с дымящей жаровней в руках, застыл, увидев принцессу, — и заорал, тыкая в нее пальцем. А она, обернувшись, понеслась быстрее стрелы — и выбежала за ворота.
Тротт затаил дыхание, сам рванулся со стены, застонал от бессилия и понимания, что будет дальше. Наемники бросились в погоню. Побежали пешие, несколько ловчих вскочили на охонгов. Тха-нор, сплюнув и заревев, с яростью зарубил топором упустившего ее наемника и стражников, спустившихся со стен — их тела потащили к заверещавшим, почуявшим кровь охонгам.
Сквозь ворота было видно, как удаляется легкая фигурка, несется, как птичка, петляет, уходя из зоны видимости и снова возвращаясь в нее, — бежит быстрее ветра, но охонги настигают ее, загоняя, как зайца, ловчие набрасывают сеть, сбивая на ходу, — и она катится по земле, барахтаясь в путах. Макс облизывал губы, пытался призвать Источник — но он все молчал, и камень не поддавался тлению.
Принцессу вернули, раскрасневшуюся, пыльную, тяжело дышащую, — сволокли с охонга, разрезали сети, поставив перед раздраженным, постукивающим себя кнутом по бедру тха-нором, и он, размахнувшись, ударил ее ладонью по лицу. Алинка упала, сжалась на земле, закрываясь руками и крыльями — и ее снова вздернули на ноги. Губы были разбиты, из носа ее шла кровь.
Макс судорожно вздохнул, оскалился от ударившего по нервам кровного поиска. Тело сводило от боли, но сильнее всего болело внутри. Сердце.
— Попробуешь еще — убью, — пообещал Венши, склонившись над ней и схватив за волосы, — не посмотрю, что жрецам обещана. Поняла? — он толкнул ее к одному из наемников. — Следи, глаз не своди. А ты, — он обернулся к Максу, — вот почему болтал? Ну, хорошо. Язык я тебе выжгу первым.
Он схватил с жаровни раскаленный прут, двинулся к Тротту. Макс затих, дергая руками в кандалах. Принцесса тяжело дышала, сжавшись в руках наемника. Тха-нор уже тянулся к Тротту прутом, когда она повисла на руках опешившего ловчего и, ровно как Макс ее учил, ударила затылком охраннику в лицо. А вырвавшись, с криком "не трогайте его" прыгнула на спину тха-нору и вцепилась пальцами в его глаза. Он заревел, выронил прут, отдирая от себя принцессу, отшвырнул ее — но Алина, как маленький взбесившийся зверек, снова прыгнула, уворачиваясь от наемников, поднырнула под убийственный замах — и, дернув из ножен на поясе Венши нож, ткнула им неуклюже, криво, зажмурившись и с отчаянным рычанием.
— Ах ты тварь, — заорал тха-нор, отшвыривая ее ударом по лицу и выдергивая из бока оружие, — у нее не получилось нанести серьезную рану. Глаза его были красные, безумные — и он, шагнув к отползающей Алинке, пнул тяжелым сапогом ей по ребрам, затем еще раз и еще. Она, задохнувшись, перекатилась от боли на живот — и он схватил ее за волосы, выгнул, наступая на крылья — раздался хруст тонких косточек и девичий крик.
— Отродье крылатое, — Венши вздернул ее вверх, снова ударил по лицу. — Пощупать меня решила, да? Ну, я тебе сейчас пощупаю, — он рванул сорочку, разрывая ее спереди.
Мелькнула маленькая грудь, светлая кожа — и принцесса, извиваясь, царапаясь, будто свирепея от каждого удара и от боли — хотя инстинкт должен был подсказать сжаться, защищаться, — полетела на землю. Изо рта ее шла кровь. Макс дергался в кандалах, почти ломая руки от бессилия. По жилам бежал холод, изо рта вырывалось даже не рычание — вой.
— Тха-нор, — обеспокоенно крикнул нор Хенши. — В храм ее нужно доставить живой.
Венши на миг оглянулся — перекошенное лицо, безумные глаза — и зарычал, наваливаясь на Алину. Принцесса ударила его ногой — и он схватил ее за горло. Она захрипела, давясь — а Макс со свистом потянул воздух, напоенный запахом ее крови, не в силах протолкнуть его в легкие, и вдруг вдохнул полной грудью, наполняясь только одним инстинктом — защитить ее. В глаза плеснуло тьмой, и он увидел, как начинают светиться силуэты всех людей вокруг, а тело принцессы, просвечивающее сквозь дымку тела тха-нора, пылает чернотой, в которой жидким золотым огнем пульсирует паутина вен, артерий и капилляров.
Тротт вдохнул еще раз, и еще — кровный поиск усилился тысячекратно, словно выламывая его кости, превращая их в лед — и он закричал, глядя в распахнутые глаза Богуславской, на которой тха-нор рвал одежду. Закричал, как раненое животное, втягивая в себя ее огонь и сгорая в нем, чувствуя, как питается пламенем его тьма, как расширяется она, клубясь и кипя… И еще раз втянул напоенный запахом крови воздух — и невыносимо, мучительно, ужасающе огромная тьма вырвалась из его тела с первым же выдохом, оставив его оглушенным и пустым.