Королевская кровь. Огненный путь. Расколотый мир

– Хороший ты работник, Торши. Венин, еды ему дай быстро! Шевелись, ленивая личинка! Ты еще сегодня свою пищу не отработала!

Женщина поспешно подхватила полные ведра, чуть прихрамывая, пошла к харчевне. Макс посмотрел ей вслед – скособоченно шла. Будто ребро сломано или отбито что-то справа.

– Не бережешь ты своих девок, – проговорил он ровно, отряхивая ладони.

– А, – махнул рукой Якоши, – эту поломают, другая придет. Их на улицах знаешь сколько? За счастье посчитают. Эта Венин из храма пришла, там жизнь сытая была, так нелегко ей. Другие посильнее, с грязи взял, так руки мне целуют. А эту разукрасили, – он расхохотался, – ну и что? Поутру мне за ущерб заплатили. Или, – хозяин, сощурившись, глянул на Макса, – хотел ее помять? А? А-ха? – продолжил гоготать он. – Так бери, разрешаю. Что ей, бабе, сделается-то? Одним больше, одним меньше.

– Возьму, раз разрешил, – согласился Тротт. – Мне бы нос еще поправить, хозяин.

– Да надо, – сказал Якоши добродушно, хлопнув Макса по плечу, – страшен ты, Торши, как смерть. Скажу ей, пусть мазь возьмет. И вот что, в храм сходи потом. Нельзя без храма, шептаться начнут.

– Да я первым делом туда собирался, – кивнул Макс, – но куда ж с такой мордой идти, хозяин? Только богов гневить. Сойдет хоть немного – и тут же схожу.

Он поел какой-то вязкой каши – Венин хлопотала тут же, вычищая очаг, и на висках ее блестели капли болезненного пота. Другие женщины выглядели куда здоровее и что-то готовили на кухне.

Макс встал – спина Венин замерла. Он еще сходил за водой и, только когда вернулся с ведром, сказал:

– Пойдем. – И шагнул в сторону лестницы.

Женщина пришла через минуту, сжимая в руках все тот же горшочек. Макс снова сел на кровать, задрал голову – и Венин ловко нанесла мазь. Пока он размазывал остатки под глазами, поставила горшок на пол, легла рядом на грязные доски – и, подтянув ткань своего одеяния до пояса, раздвинула ноги, глядя в потолок.

Макс никогда не был впечатлительным – и спокойно препарировал трупы, и исследовал язвы от редких болезней, да и ужасов за жизнь нагляделся, как и любой, связанный с медициной. И давно уже приобрел профессиональную циничность и хладнокровие. Но от этой тупой покорности и животного страха в глазах, от кровоподтеков и ссадин, покрывавших все тело, и запекшейся крови на бедрах ему стало плохо.