— Как часто мы говорим,— задумчиво продолжал Шнайдер,— о великих ученых, писателях, артистах: «Рано ушел. Сколько бы он сделал, будь у него еще одна жизнь». А здесь, в Королевстве, это оказалось возможным. И не одна жизнь, а две, три, четыре, сколько угодно. И на будущей королевской олимпиаде знаменитый атлет Рандреон будет оспаривать победу у знаменитого атлета Рандреона-цвай, а может, и Рандреон-драй вмешается. И какие великолепные стихи напишут новые поэтессы Эмио! А если кто-то из них и не будет испытывать влечения к поэзии, что ж, все равно приятно — больше станет красивых девушек. И кто-нибудь из математиков Эльмондов обязательно полетит на Землю — он так об этом мечтал. Правда,— врач умолк, раскуривая неизменную трубку. В зале стояла тишина.— Правда,— сказал он, покосившись на Огля и с сожалением притушив огонь,— делалось это, прямо скажем, варварскими методами. Здешняя медицина еще не на высоте — средневековый уровень. Но через двести лет мои коллеги им помогут. Обряда больше не будет — будут клиники.
— Тогда попросите своих будущих коллег,— сказал Черешин,— чтобы они позаботились и о нгулу. Бедным олешкам и не снилось, что им придется размножаться таким странным образом.
— Что делать,— извиняющимся тоном сказал советник Огль,— нгулу малочисленны... Не могли же мы допустить, чтобы вымер символ королевского рода.
— А я считаю, что это издевательство над животными,— непримиримо проскрипел Иосиф Франциск Ларсен — потный, толстый, взъерошенный и по-прежнему агрессивно настроенный.
— Полностью согласен. Безобразие! — не замедлил отозваться Иосиф Франциск Ларсен-2, потный, толстый, взъерошенный и по-прежнему агрессивно настроенный.
На Землю, с тоской и яростью подумал Черешин. Немедленно на Землю обоих! В Сухумский заповедник! В музей! Экспонатами!
За окном запели фанфары. Это примчался герольд веселого доброго короля Ильверда — приглашать землян на пир к веселому доброму королю...