— Убийства?!— мужественное Лицо герцога перекосила гневная гримаса, Он шагнул вперед, до половины обнажив меч. Черешин напрягся, готовясь к броску, если Ородорн решится напасть, но герцог уже опомнился, меч мягко скользнул в ножны.— Убийства? — с негодованием переспросил герцог.— Кто сказал это слово?! Мои уши его не слышали. Обряд Упрочения завещан нам предками.
— Называй это как хочешь, сеньор,— Волков тоже умел быть резким, — но от названия суть дела не меняется. Пока льется кровь, о союзе между нами не может быть речи.— Ородорн хотел что-то возразить, но консул загремел с новой силой:— Мы слушали тебя, сеньор, теперь говорю я! Передай королю Ильверду — если резня не прекратится, мы заставим вас сделать это. Во имя нашей дружбы,— добавил Волков после паузы.— И это наше последнее слово.
— Мы знаем силу могущественных друзей,— герцог криво усмехнулся.— Но и вы не всегда бываете правы. Ты угрожаешь, сеньор Волков?! Не значит ли это, что мы ошибались и ваша сила — злая? Душа моя полна печали, ибо приказом обычай не переделаешь Может действительно пролиться кровь, но не будет уже Кометы на нашем небосклоне...
— Кровь льется сейчас,— непреклонно перебил Волков.— И почему-то это кровь народа, а не королевской семьи. Если вы так блюдете обычай...
Ородорн скрестил руки на груди.
— Разные обычаи, разные люди. Не все достойны обряда Упрочения, и герцогов, кроме меня, немало. В конце концов мы не предлагали пройти обряд и тому из вас, кто прибегает, потный, в замок и запрещает охотиться то на голубую лису, то на жемчужную цаплю. Он глуп, а глупость упрочать нельзя.
Ларсен от злости пошел красными пятнами. Черешин почувствовал, что теряет хладнокровие. Отозвать, немедленно отозвать — на Марс, на Землю, смотрителем в Сухумский заповедник! На памяти Виктора впервые инопланетянин открыто назвал землянина глупцом. Кадры для работы на обитаемых планетах отбирались весьма тщательно, как Ларсен прошел через это сито — уму непостижимо. Впрочем, в одном Ородорн ошибся: глупцом Ларсен не был. Он был до глупости, до вредительства предан делу охраны природы. Черешин встречал таких фанатиков: во имя голой идеи они были способны запретить замерзающему срубить дерево для костра, умирающему от голода — застрелить утку. Та же голубая лиса вовсе не входила в перечень редких видов. Волков что-то сказал — Черешин услышал ответ Ородорна:
— Наш спор бесцелен. Сегодня — последний День Кометы. Солнце уже взошло, и обряд Упрочения завершен. Включите чудесный глаз Земли.
Засветился экран визора. Герцог не солгал — резня закончилась. На площади по-прежнему бурлило людское столпотворение, но окровавленный помост исчез. Сквозь толпу осторожно продвигалась пышная кавалькада: над рыцарскими плюмажами торчали копья с разноцветными флажками, пронзительно звенели охотничьи рога. Шлем переднего всадника украшала серебряная корона.
— Король отправляется на большую охоту! — глаза герцога горели, ноздри раздувались.— Во имя постоянства нашей дружбы мой брат приглашает могущественных друзей с Земли разделить с ним этот долг и удовольствие.
— Обряд завершен? — Волков взглянул на хранившего молчание Фернандеса. Тот чуть заметно кивнул,— Что ж... Мы принимаем приглашение короля Ильверда.
— Брат мой король будет счастлив.— Ородорн прижал руку к середине груди.
— Простите,— неожиданно вмешался в переговоры Черешин.— Один вопрос, сеньор герцог.
— Я отвечу, незнакомый могущественный друг.
— Скажите,— Виктор говорил предельно вежливо,— если это не секрет, конечно. Что служит дичью в большой королевской охоте?
— Это не тайна,— любезно ответил Ородорн.— В последний День Кометы король охотится на нгулу,— он похлопал себя по гербу на нагруднике.— На золотого оленя!
— И вы спокойно отправляетесь на эту охоту?
— И мы спокойно отправляемся на эту охоту.— Фернандес, не моргнув, выдержал испытующий взгляд Черешина.
— После всего, что произошло?
— После всего.
— Улыбаться этим... мясникам. Увеселительная прогулка с убийцами...
— Не думайте, что нам легко, Виктор,— устало сказал Волков. «Папа Феликс», облаченный в парадный консульский мундир, сосредоточенно проверял пистолет.— Тем более что на охоте всякое может случиться: Ильверд самолюбив, а мы ему угрожали. А не ехать нельзя. Хотя бы для того, чтобы через двести лет не повторились вновь Дни Кометы. Теперь-то, по крайней мере, мы знаем, что это такое. Теперь мы видим корни зла.
— Все равно не понимаю.
— А не понимаете,— вспылил Фернандес—так не лезьте не в свое дело! Предоставьте решать специалистам. Прогулка с мясниками ему не нравится! А вы что предлагаете — пройтись по замку лучеметом? Или отправить все Королевство на переделку психики? Я же не вмешиваюсь в прерогативы Службы охраны, так не вмешивайтесь и вы в наши.
— Вмешиваетесь,— упрямо сказал Виктор.— Именно как инспектор Службы я и не могу допустить истребления нгулу.
Волков страдальчески сморщился, покрутил головой.