Послышался глубокий, беспокойный вздох.
– Очень хорошо, миледи. Это правда, что тебя вздернули на виселице? Об этом ходят легенды. Как же ты выжила?
– Это была не виселица, – тихо ответила она. – Это был водопад.
Глава двадцать третья
Под каменными ступенями башни было немного пространства, где и спрятался Оуэн, когда Манчини и Бервик спускались из комнаты Анкаретты. Он сидел тихо как мышь, подслушивая разговор, когда они проходили мимо. Манчини был измотан спуском, но клокотал вопросами и замыслами, как мясо в бульоне.
– И как она заманила тебя на службу? – проворчал он. – Я бы сроду не догадался, что ты входишь в сеть ее агентов.
Ответ Бервика был полон сарказма.
– Разве не в сем смысл? Да я радешенек, чел. Она хитра, но заботлива тож. Поймала мое сердце, как рыбу на крючок. Утроба моей дочери не могла изродить двойню. Роды были столь тяжки, что могли убить ее и младенцев. Анкаретта – повитуха. Она не только знает все яды, но и все лекарства из пижмы и зверобоя. Она помогла моей доченьке, и близнецы выжили. Она сделала это без моих мольб. Только сказала, что может нуждаться в услуге. И получила ее, и получает, и потому я верен ей больше, чем королю. Потому что король бы пожал плечами и позволил бы им всем умереть. Но тогда королем был его старший брат, и он позаботился о дворецком и его семье. Он рассказал своей жене, а она – своей отравительнице. И она помогла. Я благодарен ей за это.
– Но она использует тебя, человече, неужели ты не понимаешь? – голос Манчини был приглушенным, но резким.
– Ага. Но вместо годов скорби она дала мне годы радости. Это что-то да значит для такого седого старика, как я. Шпионить и вынюхивать не ради денег. Деньги могут украсть. Иль их можно потерять. Но добрая память… айе, она-то и есть начинка в пироге.
– Не вижу в этом никакого смысла, – проворчал Манчини.
– Странно се при толщине твоей, – съязвил Бервик.
– Моя толщина и я – лучшие друзья, спасибо. Я ем так, что мне не нужны воспоминания. Вчера – это боль, и лучше всего забыть о нем. Завтра – это день, который может никогда не увидеть солнца. Есть только сейчас. Я голоден, Бервик. Иду на кухню.
– Добрый путь, – со смехом сказал Бервик, и Оуэн услышал хлопок ладони по спине. Они двинулись по боковому туннелю, их голоса стали удаляться. Мальчик побежал вверх по лестнице.
Когда он вошел в комнату, Анкаретта прислонилась к столу, одной рукой держась за его край, а другой – за живот, словно ее тошнило. Пот стекал по щекам, она часто дышала. Оуэн вздрогнул с тревогой.
Несколько прядей волос выбивались из прически, и, когда она перевела на него взгляд, он увидел в ее глазах страдание. Но на губах появилась ласковая улыбка.
– Привет, Оуэн, – сказала она, изо всех сил подавляя боль. – Наш маленький план движется. Пока что. Расскажи мне, как все прошло. – Она нерешительно шагнула к своей кровати, словно марионетка, свисающая с нитей.
Оуэн подошел и протянул руку, но она оперлась на его плечо. Всем своим весом. Но это не было обременительным.
– Спасибо, – прошептала она, опираясь на Оуэна как на костыль, пока ковыляла к кровати. Как только они добрались до постели, она деликатно уселась на край и сложила руки на коленях. Она моргнула несколько раз, и лицо стало мирным и безмятежным. Она снова походила на себя, красивая, нежная и заботливая, но его сердце болезненно сжалось от ее страданий.
– Ты очень больна? – спросил он.
– Я немного притомилась, – небрежно бросила она. – Вот и все. Расскажи мне, как все прошло. Сегодня дворец гудел как улей!
Оуэн быстро рассказал о том, как он набрался смелости и рассказал королю о своем «сне». Она внимательно слушала, ожидая, когда он закончит рассказ, прежде чем стала задавать вопросы.
– Что Рэтклифф? – с явным интересом спросила она.
– Он выглядел испуганным. Как будто боится меня.
– Он не боится тебя, Оуэн, – сказала она. – Он боится за себя. Первое, что его страшит, – что кто-то в Разведывательной службе его предаст. Что и случилось. Он попытается выяснить кто, но не думаю, что нам будет сложно перехитрить его. А король? Как он выглядел?
– Почти… довольным, – ответил Оуэн. – Кажется, я ему впервые понравился.
Анкаретта удовлетворенно кивнула.