Королевская семья и церемониальное пространство раннестюартовской монархии

Поскольку политическая автономия острова при Тюдорах постоянно подвергалась испытанию, главным образом из-за угрозы внешнего вторжения, устойчивость подобной системы идентичности и лояльности оказывалась подвижной. В этом смысле решение Тюдоров приступить к повторной колонизации острова диктовалось в основном реальностью внешней угрозы. Превратившись в объект очередной колонизации уже при Стюартах, Ирландия продолжала сохранять за собой уникальный статус, но, оставаясь частью империи, британским композитом, она приобретала статус колонии. Обозначая ее как колонию, англичане, тем не менее, подчеркивали ее существенное отличие от своих североамериканских колоний[60]. Она не являлась заново открытой землей, и процесс земельных трансформаций протекал в ней иначе, чем в американских колониях. В большинстве случаев передача земли осуществлялась согласно актам ирландского парламента и, следовательно, во внимание принималась в основном региональная перспектива. При этом основой вторичного земельного рынка, как правило, служили земли, конфискованные у местных лидеров после принятия билля об измене все тем же ирландским парламентом. Многие из тех, кто получили новые земли, были ирландцами. Статус джентри был достаточно распространенным среди местного, в то время как коренные жители североамеринского континента были лишены подобных возможностей. Точно также как и в Англии одни владельцы сменяли других, в Ирландии одни колонисты получали земли за счет других. На практике это обстоятельство имело один неконструктивный элемент: как правило, процесс земельного перераспределения сопровождался вытеснением католически настроенных владельцев, имевших староанглийские корни, протестантами. При этом обретшие новые земли англичане и шотландцы становились в свою очередь жертвами колонизаторской политики как Тюдоров, так и Стюартов. Так, например, когда Томас Уэнтворт пытался осуществить план по устройству Коннота, то среди жертв новой политики наместника оказался Ричард Бойл, граф Корк, пожалуй, один из самых успешных английских колонистов, а также его ближайший приятель сэр Хардресс Уоллер. Уоллер, известный пуританин, кстати, один из немногих подписавших смертный приговор Карлу, пытался противостоять планам Уэнтворта, объединившись с соседями-католиками. Тем не менее все они оставались лояльными подданными вплоть до того, как восстание 1641 года неизбежно поляризовало общество.

* * *

Шотландия к моменту объединения корон уже была составной монархией, границы которой, тем не менее, оставались подвижными вплоть до 1620-х годов[61]. Западные острова или Внешние Гибриды перешли во владение шотландской короны от норвежской монархии в 1266 году. Там, по существу, сложилось унитарное государство во главе с лордами Островов МакДональдами, передававшими власть внутри рода от отца к старшему сыну уже к концу XIII столетия. Наличие на северо-западной периферии сильного и независимого наследника всегда волновало шотландскую корону, но политика полного подчинения островов увенчалась первым значительным успехом только в 1493 году, когда МакДональды по существу признали вассалитет в отношении шотландского королевского дома. Корона, хотя и распространила свое влияние на территорию островов, сопротивление со стороны местных островных кланов, лишившихся былой опоры, было окончательно сломлено только в 1545 году. Яков IV только дважды в 1493 и в 1495 годах снаряжал для борьбы с повстанцами военные экспедиции, но без особого успеха. Только после военных рейдов графов Аргайла и Хантли 1504 и 1506 годов соответственно ситуацию на островах удалось нормализовать. При Якове V очередная военная экспедиция на острова (1540), помимо общих задач по усмирению местного населения, выполняла ставшую в последствии весьма показательной для имперской политики шотландской короны цивилизаторскую функцию «по усмирению непокорного духа островитян с тем, чтобы они подчинялись законам». Расширение и укрепление границ владений шотландской короны через цивилизаторскую политику на фоне более или менее регулярно организуемых военных рейдов, возглавляемых самим монархом, превратилось в форму традиционного для самой короны утверждения территориальных пределов своего империя. Только Яков VI, несмотря на свои многократные намерения (1596, 1598, 1600), стал первым шотландским королем, отказавшимся от непосредственного присутствия на островах. При этом он весьма последовательно проводил цивилизаторскую политику, желая тем самым снизить напряженность среди самого гаэльского населения островов и в отношении к ним со стороны шотландцев. Уже в конце XVI века он активно отстаивал идею создания своеобразной этнокультурной параллели, которая, по его мнению, могла противостоять не только гаэльским союзам на территории самой шотландской монархии-империи, но и даже в самой Ирландии.