Королевская семья и церемониальное пространство раннестюартовской монархии

Он полагал, что такой альтернативой могла бы стать некая новая общность, именуемая им британской[62], основу которой должны составить английский язык, протестантская церковь и лояльность идеям шотландско-британской короне. Любопытно, что первые несанкционированные миграции шотландцев в ирландский Ольстер также оправдывались подобными благими намерениями шотландской короны. Известно, что Яков VI, наставляя своего наследника в делах праведных, рекомендовал ему, что тот, «организуя колонии среди островитян посредством послушных подданных, в кратчайшие сроки сможет изменить и воспитать наиболее достойных из них, искореняя или выселяя наиболее строптивых и упрямых, развивая культуру в их жилищах». Две известные попытки (1598–1600 и 1605–1606 гг.) колонизации острова Льюиса жителями южных областей Шотландии провалились, и только тогда корона приступила к более решительным действиям. В 1608–1609 гг. две экспедиции – одна под руководством Эндрью Стюарта, лорда Очилтри, другая – Эндрью Нокса, эпископа Островов, завершились уже более успешно. Очилтри, как известно, пленил вождей кланов и заменил их эмиссарами, в обязанности которых входила организация цивилизаторской политики в отношении местного населения.

Иколмкиллские статуты (1609) распространили влияние протестантской церкви, поощряли гостеприимство среди местных жителей, осуждали идолопоклонство, бродяжничество, пьянство, запрещали держать огнестрельное оружие. При этом в отличие от англичан Яков I никогда не запрещал браки между англоговорящими шотландцами и гаэльской частью населения, полагая, что смешанные браки будут благоприятствовать повсеместному распространению протестантски ориентированной культуры.

Уния корон между Англией и Шотландией (1603) вдохнула новые силы в политику «окультуривания» гаэльского населения Шотландии и Ирландии. Яков I Стюарт еще с большим стараниям приступил к внутренней колонизации территорий и более чем кто-либо из его предшественников настаивал на необходимости формировать новую британскую общность как на островах, так и в подвластной Ирландии. В этом смысле его политика по миграции как шотландского, так и английского населения в пределы Ольстера, была тому весомым подтверждением.

Известно, что Яков выступал даже с идеей формирования на территории Британских островов унитарного по своей сути государства, населенного новой британской нацией. Его намерения определили широкий резонанс во всех британских композитах. В ходе этих дебатов известный шотландский математик Роберт Понт, приветствуя «подчинение нашей Великой Британии, Ирландии и прилегающих британских островов власти единого императора», утверждал, что результатом этого объединения станет «приручение диких и необузданных ирландцев из английского доминиона и тех, кто населяет шотландские Гибриды». Гаэльское население Ирландии и Шотландии, провоцируя и без того многочисленные проблемы, превратились после унии корон в одну из основных проблем Британской монархии, которую она напрямую связывала со своей собственной безопасностью и политикой по «воспитанию» населявших ее территорию «варваров». Судя по всему, проект нового устройства Великой Британии предполагал наряду с сохранением политической автономии трех ее основных композитов, их постепенное объединение на основе формирования британской идентичности. За первую треть XVII века успехи в этом направлении были значительны, а тот факт, что основным строительным материалом новой общности оказывались англоговорящие шотландцы, подчеркивает известное преобладание не английского, а именно шотландского варианта государственного строительства.

Карл, как известно, испортил все, нарушив изначально намеченные его предшественником государственные принципы. Идея Великой Британии дала трещину, когда он отказался рассматривать три имперских композита как политически автономные образования. На этом фоне обострились религиозные разногласия, вылившиеся, как известно, в движение конфедератов в Ирландии и в ковенанторское движение в Шотландии. Начавшая гражданская война была войной трех королевств[63], исход которой предполагал два возможных решения. Один вариант означал возвращение к политике прежнего равновесия между тремя композитами, другой – наименее желательный – стал реальностью и определил динамику последующего государственного строительства.

«Domus regis» и «familia regis» в раннее Новое время [64]