Королевская шутиха

Мы поженились в конце июня, когда мне сшили свадебный наряд, а волосы подросли настолько, что, говоря словами миссис Карпентер, мне было «не стыдно показаться в приличном месте». В данном случае — в местном соборе Богоматери, где происходило наше венчание. Сводчатые колонны делали его похожим на французский собор, но он оканчивался не куполом, а квадратной колокольной башней, характерной для английских церквей. Наше венчание было строго христианским, с последующей мессой, и все мы очень тщательно следили за тем, чтобы не упустить никакую мелочь в обрядах. Затем, в тишине нашего дома на Лондон-стрит, сестры Дэниела развернули над нашими головами платок, символизирующий хупу — еврейский свадебный балдахин. Отец произнес семь свадебных благословений (в нескольких местах он умолкал, поскольку помнил не все слова), а мать Дэниела положила под ноги сыну завернутый в тряпку бокал, на который он должен был наступить. Когда начали сходиться гости, ставни дома уже были открыты, и начался вполне христианский брачный пир с танцами и подарками.

Вопрос о том, где новобрачные будут спать, столь донимавший сестер Дэниела, разрешился сам собой. Отец уступил нам свою комнату, а сам перебрался спать в помещение, где у него теперь стоял печатный станок. Мы получили узкое пространство, где нас не было видно, но зато было прекрасно слышно. За одной тонкой стеной обитали любопытные сестры, которые явно решили не спать в нашу брачную ночь, а за другой — страдающая бессонницей мать мужа (у меня даже в мыслях язык не поворачивался называть ее свекровью).

Нам не терпелось заняться тем, что мы однажды попробовали на палубе корабля. Мы устали от пытки неудовлетворенным желанием. По обычаю, нас со смехом и шутками отвели в спальню, а гости продолжали веселиться. Едва все они спустились вниз, Дэниел плотно задвинул засов, закрыл ставни и увлек меня в постель. Боже, как давно мы жаждали остаться вдвоем. Мы залезли под одеяло, где неистово целовались и ласкались в жаркой темноте, надеясь, что плотное одеяло заглушит наш страстный шепот. Но я не могла сдержать своего чувственного порыва и вскрикнула. Я тут же спохватилась и зажала себе рот рукой.

— Не обращай внимания, — шепнул мне Дэниел, освобождая мои губы, чтобы вновь поцеловать их.

— В этом доме слышен каждый шорох, — сказала я.

— Ну и что? Ты же теперь — моя жена. Поцелуй меня, — попросил он.

— Хорошо, только тихо…

Я поцеловала его и почувствовала, как тают его губы. Дэниел лег вниз и сказал, чтобы я вскарабкалась на него. Едва только его член оказался во мне, я застонала от удовольствия. В следующее мгновение я закусила себе руку и мысленно пообещала, что научусь наслаждаться молча.

Дэниел перевернул меня и сам оказался сверху.

— Прикрой мне рот своей рукой, — потребовала я.

Он не решался это сделать.

— Получается, что я принуждаю тебя.

Я усмехнулась.

— Если бы ты меня принуждал, я бы вела себя гораздо тише, — пошутила я.

Но Дэниелу было не до шуток. Он слез с меня, лег на спину и уложил меня рядом. Моя голова покоилась на его плече.

— Давай подождем, пока все уснут, — сказал он. — Не могут же они веселиться всю ночь.

Гости вскоре разошлись. Мой отец пошел спать в печатную комнатку. Но оставались любопытные сестры. Возможно, миссис Карпентер уже не отличалась девичьим любопытством, однако слух у нее был очень хороший. Мы ждали, пока она грузно поднимется по лестнице. Скрипнула дверь ее комнаты. Потом скрипнул веревочный матрас ее кровати. На пол с громким стуком упал вначале один ее деревянный башмак, потом другой. Но этим звуки не кончились. За тонкой стеной послышался шелест снимаемой одежды. Миссис Карпентер раздевалась. Потом вновь заскрипел матрас. Она улеглась и накрылась одеялом.

Страх оказался сильнее желания. Любое наше движение, любой скрип кровати сразу же достигнут ее ушей. За другой стенкой слышалось подозрительное шушуканье. Я очень не хотела, чтобы чужие уши слушали то, что принадлежало нам двоим. Я приникла к уху Дэниела и прошептала:

— Давай займемся этим завтра, когда они все встанут.

Дэниел сжал мне руку, давая понять, что согласен.

Я вспоминала свободу той ночи, когда мы отдавались друг другу, накрывшись плащом. В нашу законную брачную ночь такой свободы у нас не было. На нас накатывали волны желания, но мы лежали молча и неподвижно, даже не касаясь друг друга.

Утром мать Дэниела и его сестры потребовали от нас простыню со следами крови, чтобы вывесить в окне как победный флаг, подтверждающий добропорядочность нашего брака. Дэниел отказался.

— Зачем это нужно? Не люблю я эти старые обычаи.

Девчонки промолчали, но посмотрели на меня так, словно знали, что между нами не было никакой близости и что Дэниел, скорее всего, не испытывает ко мне никакого желания. Взгляд миссис Карпентер говорил о другом. Нежелание сына вывесить простыню после брачной ночи подтверждало ее опасения, что я лишилась невинности еще раньше, и Дэниел взял в дом не добропорядочную девушку, а шлюху.