Королевская шутиха

— Ничего подобного не было, ваше высочество. Если помните, у вас сломался каблук, и я помогла вам дойти до ваших покоев.

Елизавета прищурила глаза и улыбнулась.

— Может, Ханна, ты и блаженная, но уж точно не дурочка.

— Во всяком случае, я умею отличить кукушку от ястреба.

Принцесса молчала. Я тоже. Потом она выпрямилась и спустила ноги с кровати.

— Помоги мне встать, — сказала Елизавета.

Я протянула ей руку, и она навалилась на меня, поднимаясь на ноги. Ее шатало, и это не было игрой. Я видела: она действительно больна, и ее телесная болезнь усугублялась страхом. Она подошла к окну, взглянула на холодный сад. Все листья, сохранившиеся на деревьях, покрывала ледяная корочка.

— Мне страшно ехать в Лондон, — с тихим стоном призналась Елизавета. — Помоги мне, Ханна. Я боюсь там появляться. Есть какие-нибудь вести от сэра Роберта? И ты что, на самом деле давно не виделась с Джоном Ди? А что с другими? Неужели не осталось никого, на чью помощь я могла бы рассчитывать?

— Ваше высочество, клянусь вам: мятеж подавлен, очень многие схвачены и уже казнены. Никто сейчас не сможет вас спасти. Нет такой силы, которая осмелилась бы выступить против королевы. Говорю вам, я очень давно не видела мистера Ди. Сэра Роберта я навещала в Тауэре, передавала ему книги. Он в полной уверенности, что его казнят. Судя по его настроению, дни его сочтены. Он освободил меня от службы ему.

Я вспомнила нашу последнюю встречу, и у меня дрогнул голос. Я глотнула воздуха, приказав себе успокоиться.

— Сэр Роберт просил не за себя. Он просил за Джейн Грей.

Я не стала говорить, что он просил и за Елизавету. Она и так понимала свою близость к плахе.

Она закрыла ставни и оперлась о них спиной.

— Ты просила перед королевой за леди Джейн? Ее простят?

— До сих пор королева отличалась милосердием, — ответила я.

Елизавета посмотрела на меня. По ее лицу текли слезы.

— Я очень на это надеюсь, — прошептала она. — Но это Джейн. Что будет со мною?

На следующий день мы выехали. Елизавета и сама понимала: у советников кончилось терпение. Если она попытается придумать новую уловку, ее увезут в Лондон силой. Все имущество принцессы: одежда, мебель и предметы обихода уже были погружены на телеги и отправлены во дворец. У дверей дома стоял присланный паланкин королевы с подушками и коврами из самой теплой шерсти. Паланкин крепился к повозке, запряженной четырьмя белыми мулами, и их погонщик терпеливо ждал, когда ее высочество соизволит отправиться в путь. Выйдя на крыльцо, Елизавета пошатнулась. Казалось, она вот-вот упадет в обморок. Однако врачи были начеку: они тут же подхватили ее и не столько понесли, сколько поволокли к повозке с паланкином. Они забросили ее внутрь, словно мешок с тряпьем. Принцесса вскрикнула, якобы от боли, но я-то знала: она сильно напугана. Елизавета не верила словам сестры и считала, что едет на суд и неминуемую казнь.

Мы двигались медленно. Принцесса умудрялась растягивать каждую остановку, прося дать ей подольше отдохнуть. Она жаловалась на тряскую дорогу; ей было никак не вылезти из паланкина, а потом никак туда не забраться. Ее лицо, почти целиком закутанное в мех, на холоде раскраснелось и стало еще одутловатее. Погода отнюдь не благоприятствовала нашему путешествию, а больному человеку ехать было еще тяжелее. Однако советники королевы не собирались делать ей никаких уступок. Двоюродный брат Елизаветы сам их торопил. Пусть при них и не было постановления на ее арест — их поведение наглядно показывало принцессе, что она обречена.

Если бы королева видела в ней свою наследницу, никто бы из этих людей не посмел столь грубо обращаться с принцессой. Никто бы не дерзнул заставлять будущую королеву Англии ни свет ни заря забираться в паланкин и трястись по подмерзшей за ночь дороге. Должно быть, советники знали наверняка: Елизавете не быть королевой, а потому позволяли себе не церемониться с нею.

Три дня, проведенных в дороге, показались мне вечностью. Каждый раз принцесса просыпалась все позднее. Она все громче жаловалась на боль во всех суставах. Так она выигрывала несколько часов и в паланкин забиралась лишь к полудню. Когда мы останавливались на обед, Елизавета позже всех засиживалась за столом и с откровенной неохотой брела к повозке с паланкином. К вечеру рассерженные советники осыпали бранью своих лошадей, а войдя в дом, где нам предстоял ночлег, громко топали и лягали половики.

— Ваше высочество, много ли вы выигрываете от этих задержек? — напрямую спросила я Елизавету, когда сэр Уильям чуть ли не в десятый раз отправил меня поторопить ее со сборами. — Королева вряд ли вас простит, если вы заставите ее ждать дольше положенного.

Принцесса стояла, а одна из ее служанок тщательно укутывала ей горло шарфом.

— Много, Ханна. Я выигрываю целый день жизни.

— У вас впереди еще много таких дней, — попыталась успокоить ее я.

Она улыбнулась мне, но ее глаза были еще темнее от страха.