Королевская шутиха

— Я очень устала, — сказала ему принцесса. — Я просто не в состоянии продолжать путь. На сегодня все. Мне нужно отдохнуть.

— Послушай, Елизавета, мы и так безбожно опаздываем, — хмуро ответил он.

Она покачала головой.

— Прошу тебя, дай мне сегодня отдохнуть. Я лягу спать, а завтра выедем пораньше.

— Тогда завтра я подниму тебя еще затемно… ваше высочество, — нехотя согласился он.

— Конечно, — ответила Елизавета, едва заметно улыбнувшись.

Сколько бы Елизавета ни затягивала это путешествие, оно неумолимо приближалось к концу. Через десять дней после нашего отъезда из Лондона мы вновь остановились на ночлег в Хайгейте, в доме одного знатного господина.

Я ночевала вместе со служанками принцессы. Те поднялись очень рано, чтобы приготовить все необходимое для въезда Елизаветы в Лондон. Они доставали из сундуков белоснежное нижнее белье, чистили и гладили белое платье. Мне вспомнился день, когда она выехала из Лондона, чтобы встретить старшую сестру. Тогда одежда принцессы соответствовала цветам Тюдоров — белому и зеленому. Сейчас остался только белый — цвет невесты-мученицы. На этот раз Елизавета не изобретала задержек. К дверям дома уже подогнали повозку с паланкином. Вокруг собралась толпа, желавшая увидеть принцессу.

— Думаю, тебе лучше задвинуть занавески паланкина, — все тем же угрюмым голосом произнес сэр Уильям.

— Нет, пусть остаются раздвинутыми, — возразила Елизавета. — Люди хотят меня увидеть. Пусть смотрят. Пусть убедятся, в каком я состоянии. Возможно, у них будет больше сострадания ко мне, чем у тебя и твоих спутников. Вы четырнадцать дней везете меня по тряским дорогам, под ветром, дождем и снегом!

— Не преувеличивай. Всего десять, считая дорогу в Эшридж и пребывание там. А если бы ты не упрямилась до последнего, мы бы обернулись за пять.

Принцесса не удостоила его ответом. Она молча легла на подушки и махнула рукой, показывая, что он может идти. Я слышала, как сэр Уильям бурчал под нос ругательства, потом отправился к своей лошади. Я поехала позади паланкина. Мы выехали со двора на лондонскую дорогу и вскоре уже были в городе.

За время нашего отсутствия Лондон успел провонять смертью. На каждом перекрестке торчало по нескольку виселиц с их ужасающим грузом. На висельников лучше было не смотреть. У многих лица превратились в маски чудовищ. Их губы были растянуты в жуткой ухмылке, а выпученные глаза глядели прямо на живых. Порыв ветра заставлял трупы раскачиваться взад-вперед, обдавая улицы волнами трупного смрада. Иногда от перемены направления ветра веревки закручивались. Тогда зрелище становилось особенно невыносимым. Мертвые тела дергались и подпрыгивали. Казалось, они все еще живы и отчаянно цепляются за жизнь.

Елизавета смотрела только прямо, однако и ее ноздри улавливали удушающий запах разлагающихся тел. Половину повешенных она знала. Все они считали, что участвуют в мятеже, затеянном ею. Когда рано утром она садилась в паланкин, ее лицо было таким же белым, как и платье. К тому времени, когда мы ехали по Кинг-стрит, лицо Елизаветы приобрело цвет снятого молока.

Некоторые горожане все же отваживались крикнуть: «Да хранит Господь ваше высочество!» Тогда она ненадолго выныривала из своих дум, пыталась улыбнуться и махала людям рукой. Елизавета напоминала мученицу, отправляющуюся на казнь, и здесь, на улице с частоколом виселиц, в этом никто не сомневался. Все считали Елизавету главной зачинщицей мятежа. Сорок пять казненных, прежде чем взойти на плаху, назвали ее имя и признались, что мятеж провалился. Правда, подобное признание их не спасло. Теперь и принцессе предстояло держать ответ перед королевскими судьями. Никто не сомневался, что вскоре она разделит судьбу казненных.

Завидев нашу кавалькаду, слуги открыли главные ворота Уайтхолла. Мы медленно въехали во двор. Елизавета выпрямилась и обвела глазами ступени главного входа. Марии там не было. Ни королева, ни кто-либо из придворных не вышли встречать мятежную принцессу. Ее встречало молчаливое презрение. Правда, один придворный все же появился, однако на принцессу он даже не взглянул, а заговорил с сэром Уильямом. Вид у них обоих был, как у тюремщиков.

Затем Уильям Говард подошел к паланкину и протянул двоюродной сестре руку.

— Покои для тебя готовы, — сухо объявил он. — Можешь выбрать двух служанок, которые пойдут с тобой.

— Со мною должны пойти все мои служанки, — встрепенулась Елизавета. — Я очень плохо себя чувствую с дороги и нуждаюсь в их помощи.

— Приказано, чтобы служанок было не больше двух, — отчеканил сэр Уильям. — Выбирай.

Все это время он разговаривал с принцессой либо сухо, либо пренебрежительно. Сейчас он вкладывал в слова всю свою неприязнь. Возможно, это тоже был спектакль на публику. На нас глядели сотни глаз, нас слушали сотни ушей. Сэр Уильям старался, чтобы никто не заподозрил его хотя бы в капле сочувствия к своей сестре-изменнице.

— Выбирай! — пролаял он.

— Миссис Эшли и…