После того как ты отправился в Дасу, я вернулся в Хаан, чтобы помочь королю Косуги восстановить его. Я работал, не жалея сил в надежде вернуть Хаану былую силу, но, куда бы я ни смотрел, повсюду видел возрождение старой вражды и прежних конфликтов. Захватив Хаан, император Мапидэрэ лишил власти старую аристократию, а на их место поставил новую элиту – купцов и чиновников, которые там процветали. Король Косуги изгнал новую элиту и вернул старых аристократов. Те, что продемонстрировали политическую хитрость, получили самые разные блага, в то время как остальные лишились всего, однако для большинства – рыбаков, крестьян, проституток, нищих и портовых грузчиков – жизнь не изменилась: чиновники остались такими же коррумпированными, сборщики налогов не стали добрее, мужчин все так же забирали на принудительные работы, а в воздухе витал дух войны.
– Я слышал в Хаане детскую песенку:
– Аристократы и короли, что бы ни говорили о своих представлениях о прекрасном, всегда относятся к простому народу как к камням на доске для игры в «купу», – сказал Куни.
В его словах не прозвучало даже намека на иронию. В глубине души он продолжал считать себя простолюдином, человеком, которому нечего прибавить к своему имени и который когда-то был вынужден просить друзей пустить его переночевать.
Луан посмотрел на него, и его глаза засияли в отблесках пламени костра.
– Король Косуги не видел ничего плохого в том, чтобы собрать армию и захватить территории, прежде принадлежавшие Хаану, у северной Гэфики, объявить новый набор на принудительные работы, чтобы восстановить дворец в Гинпене, а также увеличить налоги и устроить грандиозную коронацию.
Я побывал на развалинах своего родового дома и обратился с молитвой к покойному отцу. И хотя думал, что выполнил обещание, которое дал в день его смерти, на сердце у меня было неспокойно.
Когда на небе появилась луна, ее свет упал на древние строчки из классического ано, вырезанные над одной из дверей: «Жизнь – это эксперимент».
– Подходящие слова для ученого из Хаана, – заметил Куни.
– Подходящие слова для любого жителя Дара, будь то мужчина или женщина, – улыбнулся Луан. – В тот момент я понял, что был слеп. Я считал, что мой долг – восстановить Хаан, но Хаан – это не король Косуги, сожженный дотла дворец, развалины прославленных поместий или погибшие аристократы и их семьи, мечтающие о славе, а всего лишь части эксперимента, посвященного образу жизни народа Хаана, его истинная сущность. Когда эксперимент проваливается, человек должен быть готов выйти на новую дорогу, научиться делать все по-другому.
Я больше не мог следовать прежнему пути, тому, что больше не вел к благополучию народа Хаана, и поэтому приехал к тебе.
Для Мата Цзинду сила – это единственный закон, а военная слава – высший идеал. Мир, который он создал, является зеркальным отражением его сознания. Когда король Туфи умер «при загадочных обстоятельствах» по дороге в Экофи, говорят, что его последними словами были: «Мне следовало остаться пастухом». Предполагалось, что восстание сделает мир справедливее, однако ничего не изменилось.
Куни посмотрел на Луана, и сердце быстрее забилось в груди.
– Ты считаешь, что мы те самые слова, написанные богами, и в мире всегда будут бедные и богатые, могущественные и слабые, аристократы и простолюдины? Неужели ты думаешь, что все наши мечты обречены на поражение?
Луан встал и медленно направился к океану. Темные очертания его фигуры мерцали в свете пляшущего пламени, и голос мешался с ревом огня.
– Я отказываюсь верить в безнадежность перемен, потому что видел, как простой одуванчик, терпеливо и упорно, со временем разрушает самый твердый камень мостовой. Лорд Гару, вы готовы претворить в жизнь мечту императора Мапидэрэ, но без тех ошибок, что он совершил? Сможете ли вы объединить острова Дара в единое королевство, подарить им длительный мир и тем самым облегчить жизнь простым людям?
Из ночной тени неслышно появилась леди Рисана и, приблизившись к костру, тихо села рядом с Куни, положив руку ему на плечо. Ее пальцы мерцали в свете костра, и Куни вновь ощутил, что у него прояснилось в голове и он готов произнести вслух слова тяжелой правды и признать, что неидеален, что не бог.
– Не знаю, что тебе ответить. Я постоянно убеждал себя, что люблю простой народ, но как можно говорить о любви, если даже не растишь своих детей? Я всегда верил, что обладаю состраданием, но разве у меня есть право рассуждать о сострадании при таком количестве убитых и преданных мною людей?