Старший инспектор вынул протокол, сел к столу и приготовился записывать. Пара плавно переросла в пару десятков, если не в пару сотен, и лишила меня обеда и последних крох терпения. «Ну, ухажер, ну, лорд ты мой благородный! Никак не успокоишься? Всё, довел, гад, устрою я тебе!»
Лабораторию осмотрели с такой тщательностью, словно тут было совершено массовое ритуальное убийство. Изучили, ощупали, едва не обнюхали, но так и не нашли, к чему придраться.
— И последнее, — гном душераздирающе зевнул и кинул тоскливый взгляд на часы. — Припомните-ка, не попадалось ли вам в последнее время странных артефактов? Неизвестного назначения или в полуразобранном виде.
— Я уже сто раз сказала: ни краденых, ни взрывоопасных, ни подслушивающих, ни подглядывающих…
— А просто подозрительных? Устаревших и таких древних, что даже не понять, как они работают? — цепкие глазки впились в меня не хуже когтей. — Подумайте, прежде чем ответить, энья Колти.
Боже, надеюсь, я дернулась не слишком заметно. Получается, проверка явилась сюда вовсе не из-за склочного шефа-покровителя, а из-за… Вот же! Вляпалась дальше некуда. Неужели за Эдвардом следили? Или за всеми лавками, куда он мог обратиться? Плешивый крысожук!
Я медленно досчитала до трех, расцепила пальцы, откинулась на спинку стула, заставила себя состроить скучающее лицо и ответила:
— Совершенно точно нет. Такую редкость я бы запомнила, это же моя профессия. Можно сказать, призвание. На этом, надеюсь, всё?
— Да, — сухо подтвердил инспектор. — Вашу подпись вот тут, пожалуйста. Всего доброго, энья.
Дверь за незваными гостями закрылась, Жозефина тоскливо осмотрела разгром и молча принялась за уборку. Мда, дела. В лаборатории всё было усеяно бумагами, заготовками, инструментами и запчастями самых разных форм и размеров. Похоже, рабочий день я проведу в чарующем, поэтическом и манящем неизвестностью процессе сортировки и переучета.
Бам! Перед самым моим носом на столе возникла бутылка. Красивая такая, с одним запыленным боком, слегка искривленным горлышком, художественно состаренной этикеткой и залитой алым сургучом пробкой. Я присмотрелась к тисненым золотом буквам и присвистнула: «Целительный нектар», коллекционный, авторский, год 3121 от сопряжения миров, частная коллекция мэтра Виллингбора Кребса.
Стоимость сей тары и без содержимого приблизительно равнялась моей недельной выручке, а с учетом неповрежденного горлышка плавно, но неумолимо подбиралась к месячному заработку всей лавки. С обратной стороны стола с гордым видом застыла Вивьен, моя лучшая подруга еще со времен академии. Хорошо стояла, красиво, победоносно подняв голову и нацепив на лицо выражение «прелесть, какая дурочка».
Я покрутила в руках неожиданное подношение и вздохнула: видимо, мелкой шалостью отделаться не выйдет.
— Грейси, у нас сегодня девичник! А ты переезд затеяла, или тут что-то взорвалось?
Подруга с удивлением осматривала вполне уже убранное помещение. На стол рядом с бутылкой опустилась корзина, доверху набитая сырами, фруктами и выпечкой всевозможных видов.
— Инвентаризация. Принудительная. Голова уже не соображает из-за неё. Не обращай внимания.
— Ладно. Так как насчет перерыва с перекусом?
— Даже боюсь узнать повод, — протянула я со вздохом, подпирая щеку ладонью. От корзины поплыл запах корицы и ванили, да так густо и соблазнительно, что желудок выдал совершенно бессовестную трель.
— А он обязательно нужен? — Ви хлопнула ресницами и сложила розовые губки в букву «о». — Так, заскочила на вечерок проведать подругу.
— Ага…
Под моим пристальным взглядом она как-то быстро стушевалась и тяжко вздохнула:
— Так очевидно?
— Ну… Не первый день знакомы вроде бы.
И это была чистейшая правда.
Встретились мы с Вивьен на первом курсе академии, причем, как ни смешно, не на лекциях или практике, а в общежитии. Роскошно одетую девушку, мою ровесницу и такую же адептку-первогодоку в комнату привела сама коммендантша. Гром-баба, которая на всех кругом смотрела свысока, перед новоявленной студенткой разве что на брюхе не ползала. Лебезила, постоянно кланялась и исполняла пантомиму, которой позавидовал бы самый эксцентричный театральный режиссер. А в довесок рассыпалась в комплиментах такой неподражаемой приторности, что мне сразу хотелось заесть их чем-то освежающим. Ящиком лимонов, например.
— Простите, миледи, мне так жаль, но эти невозможные, унизительные, консервативные правила! — кажется, печаль комендантши была совершенно искренней и бездонной, как океан. — Будь моя воля, я бы приготовила вам комнату, отвечающую вашему высокому статусу и титулу, но, увы, традиции и законы… — она покаянно схватилась за голову. — Магически закрепленный устав, моя леди, запрещает создавать для адептов неравные условия. Да и само наполнение комнат должно приучать учащихся к скромности и усердию. Ужасно предосудительно, недопустимо, несправедливо по отношению к вам! Надо же понимать разницу между дочерью герцога и всякими… выскочками, — она бросила на меня косой взгляд. — Древняя кровь, воспитание, традиции! Вы достойны лучшего.