— Это сигнальная система, — пояснил кратко, наблюдая вполоборота за тем, с каким изумлением девушка осматривает неожиданно уютное помещение. — Если кто-то будет запускать поисковое заклинания в пределах трех кварталов, мы узнаем.
— А этот дом…
— Моя маленькая тайна. Нелегальная, разумеется, с точки зрения имущественной регистрации, — улыбнулся он и сделал приглашающий жест рукой. — Ну, располагайся, что ли? Первый раз принимаю здесь гостей. Плакать будешь на кухне или в гостиной? На кухне есть полотенца, целый запас, но на диване подушки, тоже вроде годятся.
Она растерянно моргнула, сделала пару шагов в глубь комнаты. Споткнулась, зацепившись за край пушистого ковра, негромко выругалась, разулась, осмотрелась по сторонам.
— Я могу сходить за пледом и найти на кухне шоколад. Что там еще требуется в таких случаях? — подчеркнуто серьезно поинтересовался Эд.
— Шоколад — однозначно. И побольше. Много-много шоколада. Самое то, чтобы утешить рыдающую девушку.
— Как-то неубедительно ты рыдаешь. В переулке выглядело натуральнее, — он привалился плечом к стене, ощущая, как азарт погони потихоньку сходит на нет, оставляя после себя усталую тревожность. Честно говоря, хотелось сползти на пол или как следует выругаться, но с этим была очевидная проблема: расклеиваться можно только по очереди, а уж никак не одновременно.
Она бездумно выдернула несколько шпилек, разрушая остатки прически, сосредоточенно насупилась и… вдруг тихонько рассмеялась. Сперва неуверенно, потом всё веселее и заразительнее. Минута — и Грейс почти согнулась от хохота, сползая на подлокотник дивана.
— Прости, не могу, — на глазах всё-таки выступили слезы, но совершенно не от отчаяния. — Я правда стараюсь расплакаться, но не выходит, — она развела руками. — Это… Это, кажется, нервное, — она спрятала лицо в ладонях.
— Ладно, не принципиально, — притворно вздохнул он. — В другой раз попробуешь.
Ответом стало невнятное «угу-у-у-ы-ы-ы». Он подошел и присел рядом. Осторожно привлек её к себе, погладил дрожащие плечи. Она всё-таки всхлипнула и уткнулась в него носом, обняла обеими руками, прижалась изо всех сил. Рубашка на груди мгновенно стала мокрой от капающих слез.
— Вот так-то лучше, храбрая ты моя. А то я уже всерьез начал беспокоиться, — пробормотал он, гладя её по голове.
— О… запасах… шоколада? — уточнила Грейс, перемежая слова судорожными вдохами.
— Да кому он нужен, — беспечно отмахнулся Эд. — Вот за водой идти неохота, а так ты нам запас на неделю обеспечишь.
— Оптимист. Нет у нас недели.
— Тебе-то откуда знать?
Она подняла на него заплаканные глаза. Бледная, перепуганная, с покрасневшим носом — и все равно упрямая, стойкая и такая желанная.
Остатки рассудительности в нем требовали бежать прочь, инстинкты трубили об опасности во все горны, известные миру. Надо было сразу делать, как решил: уезжать, наплевав на собственные метания и это невозможное тянущее чувство в груди. Связаться с Грейс Колти — наихудшая идея из всех его наихудших идей. Он вольный наёмник, авантюрист с туманным будущим и сомнительным прошлым, он привык никому не доверять и ничего не ждать от других, привык быть один. Да в пекло! Надо признать, что ему было
Пока он не встретил Грейс.
Эдвард честно пытался уговорить себя, что вспыхнувшее притяжение пройдет, как мутный сон. Что он забудет всё в других объятиях, в чужих ласковых руках, растворится во взглядах незнакомок и со временем вычеркнет из памяти щемящую душу тревогу. Гореть этим чувствам огнем! Однажды они уже погубили его мать. Какого демона повторять старые ошибки?
Вот только теперь он сжимал Грейс в объятиях — и совершенно не хотел ничего менять. Намокшая рубашка липла к телу, и от этого по коже бежал странный огонь. Будоражило всё: ее прикосновения, влага щек, запах волос, дрожащие ладони, которые пытаются то ли оттолкнуть, то ли прижать еще теснее и не выпустить никогда.
Эдвард всегда думал, что сердечные волнения и метания не для него. Без сердца было гораздо спокойнее. Удобнее. Логичнее. Проще. Теперь же так невыносимо тянуло в груди, что хоть в прорубь ныряй. Впервые в жизни он попал в ловушку. Да что там, в целый капкан. И, что самое безумное, из него совершенно не хотелось выбираться.
Он осторожно провел пальцем по её искусанным от волнения губам, понимая, что вот-вот потеряет голову окончательно. Она не отстранилась, не попыталась вырваться, не отвернулась. Наоборот, несмело провела ладонью по его груди, не сводя с него пристального взгляда. И прижалась еще теснее.
— Эд, скажи честно, почему ты вообще оказался в храме? — она подняла на него взгляд, полный таких запутанных эмоций, что впору было растеряться. Грейс хотела услышать ответ — и отчаянно боялась, что он окажется не тем. Не тем самым, который нужен ей сейчас. Который нужен ему. Им обоим. — Я думала, ты уедешь утром. Думала, что больше не увижу тебя.
Он хотел отшутиться, бросить что-то в духе «серьезные вопросы — признак возвращающегося рассудка», но вместо этого произнес с непонятным даже для себя самого облегчением: