Королевский десерт

Петр Никитович никогда не торопился. Четко соблюдал одну из древнелатинских мудростей, коими обозначал правила ходьбы по жизненной стезе: «Festina lente». Торопись медленно. Не суетись. И старайся не давать никому возможности упрекнуть в опоздании.

Поэтому, хотя на службу в муниципальной конторе, ведавшей учетом и расходом электроэнергии (в прежние времена «Энергосбыт») полагалось прибывать к девяти утра, он обычно был на месте уже в восемь с минутами. Зато успевал не спеша попить чайку с прихваченным из дому бутербродом, поболтать с вахтершей Павловной, просмотреть новости в Сети.

И приходящую минуту в минуту начальницу встретить у дверей с какой-нибудь малозначащей бумагой в руках и озабоченным выражением на лице. Мелочь, а приятно…

Ей, заходящей в кабинет, всегда говорил одно и то же: «Ничего-ничего, это терпит…» Но буквально через пару минут, получая подпись, удостаивался поощрительного руководящего кивка. Подхалимаж? Отнюдь. Просто образцовое выполнение производственного долга.

На метро он садился всегда в одно и то же время, на одной и той же платформе, в полутора метрах от края ее крытой части. Поезд, вырывавшийся из-под земли со скоростью сорока километров час, на три четверти состава проносился мимо него, потом со скрипом тормозил, и он оказывался как раз напротив второй двери предпоследнего вагона. Пунктуальный пассажир входил, усаживался опять же на одно и то же сиденье, проезжал метро-мост, шесть станций… Рутина. Скучное ежедневное повторение не вызывало у него ничего, кроме тихого удовлетворения: все идет, как обычно. Как положено.

А когда-то, давным-давно, Петя поступал совсем не так, как полагалось семнадцатилетнему пареньку, но об этом главный инженер главного столичного энергопредприятия старался не вспоминать. Было, да прошло. Кто не дурил в молодости? Но он отбросил, убрал, забыл все прошлые неприятности. Значит, можно считать, этого и не было!.. И Бог, творец всего сущего, не может не заметить искреннего раскаяния. Который год три дня в неделю он проводит в Лавре по несколько часов, Успенский собор знает как родной дом, Всенощную выстаивает, посты блюдет, Писание выучил наизусть. Если прощен, будет ему знак.

В то утро он, как всегда, остановился на «своем» метре платформы. До поезда не более минуты, интервал в «пиковые» часы соблюдался строго. А когда из тоннеля уже потянуло ветерком и показался свет фар, с противоположной платформы, через пути, его вдруг окликнули. А может, не его? Нет, его, его! И позвавшая показалась смутно знакомой. Где-то он ее видел…

«Петя?… Петя!..» Он, как и любой человек на его месте, взглянул на нее. А взглянув, пытаясь узнать, вспомнить, сделал шаг вперед, за ограничительную линию. Машинист прибывающего состава дал предупредительный сигнал, сирена рявкнула оглушительно и грозно. Стоявшие рядом пассажиры смотрели кто на поезд, кто в сторону позвавшей женщины… И никто не увидел, как сзади в спину его толкнула чья-то рука. Толкнула сильно, безжалостно, заставив шагнуть еще. В пустоту.

У человека, оказавшегося на рельсах за долю секунды до наезда, нет ни малейшей надежды на спасение. Таково железное правило железной дороги. Его размяло, раздавило, разрезало. Скрежет тормозящих колес заглушил и предсмертный вскрик, и испуганные возгласы свидетелей трагедии. Столкнувший погибшего человек отвернулся и пошел прочь.

август 2016, остров Котлин

Большинство мужчин, выбирающих для себя военную службу, отвыкают от самостоятельности – все решения принимает командир, начальник, он же за все и отвечает. Он поможет, подскажет, обматерит, но выручит. Поэтому грянувшие сокращения, расформирования и переезды наши служивые воспринимали спокойно, не теряя уверенности в завтрашнем дне: мол, Бог не выдаст, свинья не съест!

Бог – явление неосязаемое, бога никто не видел, и судить о тех или иных его действиях не представляется возможным. Да и есть ли он вообще? Мнения ученых и неученых до сих пор расходятся. Как может выдать тот, кого нет? Свинья – другое дело, они у нас на каждом шагу. Советские средства массовой информации приложили массу усилий для создания у детей и выросших из них взрослых образа свинки – розовой, симпатичной, со всех сторон полезной. Поставщика сала и колбасы, а заодно – веселого сказочно-мультяшного существа, пугливо взвизгивающего, если его пощекотать. Крошечка-хаврошечка. Еще – Хрюша. Или Пятачок, безобидный тощенький дружок Винни-Пуха.

На самом деле это сильное, злобное, поистине всеядное животное. Дикий кабан – мощный и выносливый зверь, в поединке не уступающий медведю. А уж убить и сожрать человека для него – раз хрюкнуть, причем самка даже опаснее секача. Недаром опытные охотники, завидев свинью с поросятами, как можно быстрее уносят ноги.