Королевский десерт

Однажды Коле еще раз повезло – здесь же, неподалеку. Тогда он, приняв для успокоения души, полеживал в шалаше, созерцая майскую природу. На марину смотреть не хотелось. Речь не о женщинах, каковых поблизости не наблюдалось. Марина – это, чтоб все понимали, опостылевший морской пейзаж. И когда уже вдоволь помедитировал, с дороги свернул мотоцикл, за ним другой. Подкатили, остановились на более-менее ровной лужайке в полусотне шагов от его укрытия.

Он, сооружая шалашик, принял меры по маскировке, дабы никто не надоедал. Эти – здоровый жирный мужик и тонкая темноволосая девчонка – раскинули покрывало, достали жратву, мужик выставил бутыль. Выпили по разу. И… построили дом! Из ничего – раскатали полотно, составили какие-то удочки, куда-то продели, натянули четыре веревки – и готово! Квадратная палатка два на два метра возникла за пару минут. Пока ставили, повздорили. Она ему чем-то не угодила, и жирный как давай на нее орать! Расходился, Блесна подумал – все, сейчас задавит к чертям… Обошлось. Боров залез внутрь, а она пошмыгала, похлюпала носом, потом к нему юркнула. Ну, а там, ясное дело, пошли совсем другие звуки. Тут Коля не стал терять времени: бесшумно подобрался, прихватил недопитую бутылку (коньячок, класс!), банку немецкого пива, недорезанную колбасу, и – давай Бог ноги!

Блесна, человек бывалый, знал и понимал – не каждый дом строится годами и стоит веками. Сам служил и по-военному жил в казарме на берегу, но видывал и другое, походное жилье. Не раз и не два на его глазах морские десантники за полчаса-час раскладывали-расставляли брезентовые домики, заводили движки-генераторы, и шла у них житуха не хуже казарменной. Мотор гудит, тепло гонит, тут же полевая кухня… Кайф! Там и понял впервые: для нормальной жизни кирпичи с бревнами не обязательны, брезента вполне достаточно.

Эти мысли вновь посетили нетрезвую головушку при виде свалившейся с неба шелковой благодати. Ей-то и предстояло стать Колиным переносным домом. Пример мотоциклетной палатки зафиксировался в памяти намертво. Теперь, имея достаточно материи, надо только разметить, выкроить и сшить. Он, идя по обочине центральной островной дороги, старательно думал о предстоящей работе, отгоняя видение уродливо изломанного тела в яме у пруда. «Нитки сделаю из строп, получатся крепкие, любой сырости нипочем. А шить сам не умею. Смог бы, но зачем? На то есть специально подготовленные люди! Болонка и сошьет, и компанию в новом жилье составит, чтоб не мерзнуть в одиночку. И болтать кому попало не станет».

Сама Болонка (имени ее Блесна не знал и не спрашивал) как-то на стаканчике разговорилась, раскрыла страшную тайну своего взлета и падения. Она – не кто-нибудь, а участница всесоюзной выставки дизайна форменной одежды, где победил знаменитый Слава Зайцев. Спорный триумф состоялся исключительно благодаря поддержке поющего Иосифа, а ее коллекция, по отзывам критиков, была не хуже. И вообще у нее шили себе парадные кители и фуражки все начальствующие флотоводцы, сам Горшков принимал морские парады, напялив на лысину ее изделие с лихо заломленной тульей. Недремлющие завистники меж тем плели козни, интриговали и непрерывно травили талантливую мастерицу. И добились своего – однажды на приеме в Смольном в бокал с шампанским подсыпали экстракт мухоморов, она поддалась воздействию злодейского зелья… Наркотик пробудил в неопытной белошвейке такое! В итоге за непристойное поведение жертву происков с треском изгнали из высших сфер.

Коля, как и все слушатели болонкиных баек прекрасно знавший истинную историю, восторгался и кивал. На самом деле кудрявая болтунья была заурядной, пусть и мастеровитой швеей в местном военном ателье. После сокращения флота объемы мундирной кройки и шитья резко убавились, и шьющих дам выперли на улицу. Большинство пристроилось кто куда, а ей, пьющей, места не нашлось. Комнату в офицерской общаге отняли, вот и мыкается по подвалам да подъездам, раз от разу пробавляясь случайными копейками.

Всплывшая в памяти тоненькая фигурка девушки, то ссорившейся, то мирившейся с толстым мотоциклистом, потянула за собой еще одно воспоминание. Забыть бы навсегда, но памяти не прикажешь. Теплый июньский вечер, они с Катькой молодые, счастливые. Белые ночи в Питере – зрелище, по всеобщему мнению, замечательное, хотя на его вкус – ничего особенного: вон в Североморске солнце по полгода не заходит, и значит, красиво? На любителя…

Гуляя по набережной Красных Курсантов, они обратили внимание на великолепные колонны здания, оказавшегося Дворцом бракосочетания. Тогда же позвал Катюшу в жены, она согласилась… счастье казалось таким близким и вечным! Сидели на скамье у парапета, целовались. Болтали, смеялись, смотрели то на воду, то на огни фонарей. И тут появилась та девчушка, тоже худенькая, тоже чернявая. Прошла мимо них, шагах в тридцати остановилась, положила на парапет сумочку, сняла босоножки. И – прыгнула в реку! Когда взобралась на бетонную стенку, он, помнится, заорал:

– Эй, ты куда?! Сдурела?