Королевский дуб

Темный, запутанный, давнишний страх, который я впервые ощутила в день пикника у конюшен Пэт Дэбни, вновь нахлынул на меня, обжигая горло. Неистовый, одноклеточный страх за Хилари звучал доминирующей нотой, но в глубине моего существа клубилась ярость, чувство, что меня предали, и какое-то безнадежное осознание опасности. Сквозь шум страха я почти слышала голос моей матери: „Безопасности не существует. Опасайся всего".

— Мне говорили, что опасности нет, — заметила я холодным жестким голосом. — Все, кому я доверяла в городе, говорили мне об этом. Тиш и Чарли, Картер… Они сидели на солнышке, улыбались мне и Хилари и твердили, что все это не опасно. „Ты даже не заметишь, что завод здесь, под боком", — так они утверждали.

— Не думаю, что „Биг Сильвер" опасен, — сказал Риз. — Я всерьез уверен, что бояться нечего. Все известные мне анализы дают отрицательный результат. Но потенциал вреда от завода огромен, стоит только произойти малейшему нарушению в эксплуатации. Ведь буквально все вспомогательные атомные заводы в стране, за исключением нашего, допускали вопиющие нарушения. С тех пор как Закон о свободе информации открыл замки Департамента по энергии и секретные папки гражданских подрядчиков, дела, всплывшие на свет, оказались просто ужасающими. Несчастные случаи, о которых умалчивали, халатность, даже преступные нарушения в обращении с отходами в некоторых случаях, низкий и средний уровень опасности отходов, зарытых в ямах без обкладки или в протекающих контейнерах, загрязнение воздуха и грунтовых вод являются скорее правилом, нежели исключением, ну, еще уклонение от обнародования и откровенные сокрытия… Как раз сейчас ФБР расследует уголовное дело Роки Флэтса в Денвере. Несколько реакторов и даже целые заводы были закрыты, потому что находятся в ужасающем состоянии. Ты знаешь о Три-Майл-Айленде и Лав Кэнел, но на других предприятиях дела в таком же плохом состоянии, а то и хуже, а о них никто и не слышал до последнего времени, даже Департамент по энергии. Одному Богу известно, о скольких нарушениях мы еще не знаем. В стране есть такие загрязненные районы, что их уже никогда нельзя будет использовать. У некоторых элементов, содержащихся в радиоактивных отходах, продолжительность только полураспада измеряется тысячами и тысячами лет. Эти районы были официально признаны „пожертвованными" зонами и закрыты. Пожертвованная зона! Самый безобразный термин, какой я когда-либо слышал.

— Это невыносимо… — я с трудом дышала.

— Одна из подобных зон находится на болотах Биг Сильвер, — мрачно произнес Риз. — Она закрыта до конца времен. Никто из людей до конца истории не сможет ступить туда. И никто не может попасть туда, чтобы позаботиться о животных и о воде.

Я резко вскинула голову и посмотрела на Тома. Он покачал головой:

— Я — нет. Мне слишком дорога моя шкура и все остальное снаряжение, чтобы подвергнуться риску быть заживо поджаренным стронцием-90.

— И никто не говорил мне обо всем этом кошмаре, — произнесла я.

— Зона находится на расстоянии добрых двадцати миль отсюда по дороге на юг и спрятана в самом центре болот, — продолжал Риз. — Там же и один из районов для отбросов. Тот, куда выбрасывалось самое опасное. Не думаю, что каким-то образом это может задеть нас. Очевидно, район теперь не используют. Большая часть опасных отходов с „Биг Сильвер" вывозится за пределы штата. Так делалось многие годы. То, что остается, подвергается захоронению в угольно-стальных контейнерах под землей, а остальное имеет низкий уровень радиации. Предполагается, что оно не повредит нам.

— Но так ли это? — спросила я. — Не могут ли они лгать, не могут ли они хранить некоторое количество… опасных материалов на своей территории в контейнерах другого сорта и не говорить об этом никому? Может ли что-нибудь просачиваться?

— Не думаю, — ответил Риз. — Как и все в здешних краях, я имею доступ к ежедневным результатам проб воздуха, почвы и воды, и я контролирую их каждое утро. Кроме того, имеется тайный информатор; по его словам, на территории завода нет ничего слишком опасного. Все опасное — глубоко под землей. Он готов подать сигнал, если что. Я звоню ему каждый день.

— Кто он? — спросила я.

— Этого я не могу сказать, — улыбнулся Риз. — Но могу заверить, что он — один из ведущих физиков с достаточным весом, так что, если бы там производили захоронение опасных отходов или выпускали горячую воду из специальных сооружений, он был бы в курсе дела. Этот человек остается там, чтобы служить сторожевым псом в наших интересах, он был бы очень рад выбраться оттуда. Там он растратил свой талант, а мог бы стать кандидатом на Нобелевскую премию, займись частной научно-исследовательской работой. Когда наш друг в конце концов уйдет на пенсию или попросту не сможет больше выносить такую работу, я намерен устроить для него самый распрекрасный праздник, какой был когда-либо в стране диких злаков. И мы не собираемся протрезвляться в течение по крайней мере трех недель.