Королевский гамбит

Нам понадобилось всего тридцать минут, чтобы найти тело старого мистера Притчелла. Оно оказалось в конюшне, под яслями, в наскоро вырытой и прикрытой, чтобы снаружи было не видно, мелкой яме. Волосы его были не только покрашены, но и пострижены, и брови тоже подкрашены и подстрижены, а борода и усы сбриты. На нем была та же одежда, в какой Флинта доставили в тюрьму, и ему нанесли по меньшей мере один сокрушительный удар в лицо, вернее всего, тупой стороной того же самого топора, что раскроил ему череп сзади, так что старика было почти не узнать, а через две-три недели, проведенные под землей, труп вообще, скорее всего, не идентифицируешь. Под голову был бережно подложен большой, чуть не в шесть дюймов толщиной и двадцать фунтов весом, гроссбух с тщательно подобранными вырезками за последние двадцать, а то и больше лет. Это была хроника, история дара, таланта, который он в конце концов разменял не на то, на что нужно, и предал и который вывернул наизнанку и погубил его самого. Все тут было: первый шаг, путь, взлет на вершину, а после – падение; афиши, театральные программы, объявления и даже один настоящий десятифутовый плакат:

СИНЬОР КАНОВА

Непревзойденный иллюзионист

Исчезает на глазах у зрителей

Администрация выплатит тысячу долларов наличными любому мужчине, женщине или ребенку, которые…

Последней в подборке была вырезка из газеты, которая печаталась в Мемфисе, но распространялась у нас в Джефферсоне; это был не авторский материал, но просто извещение о последней партии, в которой он поставил свой дар и свою жизнь против денег и преуспеяния и проиграл: вырезка из полосы новостей, где сообщается о конце не одной жизни, но трех, хотя даже в данном случае двое отбрасывают только одну тень: не только безобидной дурочки, но и Джоэла Флинта и синьора Кановы, дата смерти которого также отмечена и сопровождается цитатами из тщательно составленных рекламных объявлений в «Смеси» и «Афише», где звучит уже новое, судя по всему, особого внимания не привлекающее имя, поскольку синьор Канова Великий к тому времени уже скончался и сейчас проходит испытание чистилищем то в одном цирке – шесть месяцев, то в другом – восемь, работая попеременно оркестрантом, конферансье, дикарем с острова Борнео, и, наконец, последняя степень падения, самое дно: гастроли по захолустным городкам с рулеткой, на которой можно выиграть поддельные часы и нестреляющий пистолет, пока однажды что-то, инстинкт, наверное, не подсказал ему мысль еще раз воспользоваться своим даром.

– И на сей раз он проиграл окончательно, – сказал шериф. Мы снова сидели в кабинете. За закрытой боковой дверью в летней ночи метались, разгораясь на лету, светлячки, вовсю стрекотали сверчки и квакали древесные лягушки. – Тут все упирается в страховой полис. Если бы этот страховой агент не появился в городе и вовремя не попросил нас вернуться, чтобы мы увидели, как он старается растворить сахар в неразбавленном виски, он бы предъявил к оплате чек, сел в грузовик и благополучно уехал. Вместо всего этого он посылает за страховым агентом, а затем разве что не силой заманивает нас к себе, чтобы мы полюбовались на парик и грим…

– Что-то такое вы на днях говорили, будто он слишком быстро избавился от своего свидетеля, – перебил его дядя Гэвин. – Но ведь свидетельницей была не она. Свидетелем был тот, кого мы должны были найти под яслями.

– Свидетелем чего? – спросил шериф. – Того, что Джоэл Флинт больше не существует?

– И этого тоже. Но главным образом свидетелем первого преступления, того, старого: когда не стало синьора Кановы. Он хотел, чтобы нашли этого свидетеля. Потому и не закопал тело как следует, глубже, так, чтобы не добраться. А иначе, как только труп найдут, он раз и навсегда станет не только богат, но и свободен, и свободен не только от синьора Кановы, который предал его самим фактом своей гибели восемь лет назад, но и от Джоэла Флинта. Как вы думаете, даже если бы мы нашли тело до того, как у него появился шанс ускользнуть, что бы он сказал?

– Ему следовало бы изуродовать лицо посильнее, – сказал шериф.

– Да нет, не думаю, – сказал дядя Гэвин. – И все же что бы он сказал?

– Ладно, – сдался шериф. – Что?

– Да, это я его прикончил. Потому что он убил мою дочь. А что бы на своем месте представителя закона сказали вы?

– Ничего, – помолчав немного, ответил шериф.

– Ничего, – повторил дядя Гэвин. Где-то залаяла собака, щенок, кажется; затем залетела и запуталась в ветвях шелковицы на заднем дворе и принялась скрипеть, жалобно и негромко, сипуха, и вот-вот зашевелится весь мир маленьких пушистых существ: полевые мыши, опоссумы, кролики, лисята, да и беспозвоночные тоже – кто ползает, кто мечется по темной земле, не напоенной ни единой каплей дождя и казавшейся под этим звездным летним небом именно темной – не безутешной. – Это одна из причин, по которой он сделал то, что сделал, – сказал дядя Гэвин.