Читаем Королевский гамбит полностью

– Мне кажется, здесь лучше бы подошло другое слово: неуязвимость. – После чего оба перешли на испанский, напоминая теперь двух боксеров, разве что стояли на месте. И, пожалуй, он мог бы уследить за ними, по крайней мере, если бы их диалог написал Сервантес, но следить за тем, как бакалавр Самсон Карраско и вожак йангесцев[10] торгуются из-за лошади – это уж было для него слишком, и он пребывал в неведенье до тех пор, пока, уже после, когда все закончилось (или он думал, что закончилось), дядя объяснил ему, что к чему, – или, по крайней мере, объяснил настолько, насколько он, Чарлз, мог рассчитывать.

– И что дальше? – спросил он. – Что вы потом ему сказали?

– Да не много. Всего лишь: «Вот это и есть услуга». На что Гуалдрес ответил: «За которую, естественно, я вам заранее признателен». А я сказал: «И в которую, естественно, вы не верите. Но цену которой вы, естественно, хотите знать». Ну мы и договорились о цене, я оказал ему эту услугу, и на том все закончилось.

– И какова же цена? – спросил он.

– Это было пари, – сказал его дядя. – Об заклад побились.

– На что заложились? – спросил он.

– На его судьбу, – сказал дядя. – Он сам это так назвал. Потому что единственное, во что верят такие люди, как он, – это предопределение. А в судьбу он не верит. Он даже не приемлет ее.

– Ладно, – сказал он. – А вы что поставили?

Но на этот вопрос его дядя даже не ответил, просто смотрел на него, иронически, лукаво, загадочно и притом знакомо, пусть даже он, Чарлз, только что обнаружил, что вовсе не знает своего дяди. Затем тот сказал:

– Из ниоткуда – если угодно, считай, что с запада, – появляется рыцарь на коне и нападает разом на королеву и замок-туру. Твои действия?

На этот-то вопрос ответ он теперь знал.

– Спасаю королеву, а замок-тура пусть себе гибнет. – И заодно решил еще и вторую загадку: – С запада – значит, из Аргентины. Девушка, – сказал он. – Девица Харрис. Ваша ставка в этом пари – девушка. Он не должен заходить в загон и открывать дверь в конюшню. Он проиграл.

– Проиграл? – переспросил его дядя. – Принцесса и полцарства против его костей, а может, и мозгов в придачу? Проиграл?

– Он потерял королеву.

– Королеву? Какую королеву? А-а, ты про миссис Харрис. Может, он понял, что королева сделает ход в тот самый момент, когда ему придется заключить пари. А может, он понял, что и королева, и тура потеряны навсегда с того момента, когда он разоружил принца при помощи каминной щетки.

– В таком случае что он здесь делает? – спросил он.

– То есть чего ждет? – сказал его дядя.

– Может, это просто хорошее поле, – сказал он. – Он здесь ради удовольствия иметь возможность не только разом передвинуться на две клетки, но и разом же сходить в двух направлениях.

– Либо из-за колебаний: какой вариант выбрать, – сказал его дядя. – Любой может оказаться роковым, а выбирать надо. Или, по крайней мере, желательно. Угроза, от него исходящая, как и его обаяние, заключены в способности передвижения. На сей раз он забыл, что от этого же зависит и его безопасность.

Но все это будет завтра. А сейчас он никак не мог даже поспеть за происходящим. Они с мистером Маккаллумом просто стояли и слушали, как его дядя и капитан Гуалдрес, не сводя глаз друг с друга, захлебываются ломкими рассыпчатыми слогами, пока наконец капитан Гуалдрес не сделал движения – то ли пожал плечами, то ли вскинул руку в приветствии, – а его дядя повернулся к мистеру Маккаллуму.

– Что скажете, Рейф? – спросил он. – Не хотите войти и открыть ту дверь?

– Пожалуй, – сказал мистер Макккаллум. – Только не вижу…

– Мы с капитаном Гуалдресом заключили пари, – сказал его дядя. – Так что, если этого не сделаете вы, придется мне самому.

– Погодите, – вмешался капитан Гуалдрес. – Думаю, это мне…

– Нет, это вы погодите, господин капитан, – сказал мистер Маккаллум. – Перебросив свою тяжелую дубину в другую руку, он с полминуты смотрел через белый забор на пустой, залитый лунным светом загон, на застывшую в молчании белую стену конюшни с ее единственным черным квадратом открытой верхней половины двери. Затем он снова переложил дубину из руки в руку, шагнул к забору, перекинул через него одну ногу и повернулся к капитану Гуалдресу.

– Я только сейчас все понял, – сказал он. – А через минуту поймете и вы.

Перейти на страницу:

Все книги серии Йокнапатофская сага

Похожие книги

Ада, или Отрада
Ада, или Отрада

«Ада, или Отрада» (1969) – вершинное достижение Владимира Набокова (1899–1977), самый большой и значительный из его романов, в котором отразился полувековой литературный и научный опыт двуязычного писателя. Написанный в форме семейной хроники, охватывающей полтора столетия и длинный ряд персонажей, он представляет собой, возможно, самую необычную историю любви из когда‑либо изложенных на каком‑либо языке. «Трагические разлуки, безрассудные свидания и упоительный финал на десятой декаде» космополитического существования двух главных героев, Вана и Ады, протекают на фоне эпохальных событий, происходящих на далекой Антитерре, постепенно обретающей земные черты, преломленные магическим кристаллом писателя.Роман публикуется в новом переводе, подготовленном Андреем Бабиковым, с комментариями переводчика.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века
Ада, или Радости страсти
Ада, или Радости страсти

Создававшийся в течение десяти лет и изданный в США в 1969 году роман Владимира Набокова «Ада, или Радости страсти» по выходе в свет снискал скандальную славу «эротического бестселлера» и удостоился полярных отзывов со стороны тогдашних литературных критиков; репутация одной из самых неоднозначных набоковских книг сопутствует ему и по сей день. Играя с повествовательными канонами сразу нескольких жанров (от семейной хроники толстовского типа до научно-фантастического романа), Набоков создал едва ли не самое сложное из своих произведений, ставшее квинтэссенцией его прежних тем и творческих приемов и рассчитанное на весьма искушенного в литературе, даже элитарного читателя. История ослепительной, всепоглощающей, запретной страсти, вспыхнувшей между главными героями, Адой и Ваном, в отрочестве и пронесенной через десятилетия тайных встреч, вынужденных разлук, измен и воссоединений, превращается под пером Набокова в многоплановое исследование возможностей сознания, свойств памяти и природы Времени.

Владимир Владимирович Набоков

Классическая проза ХX века