Королевский порок

– Понятия не имею. Леди Кларендон в могиле. – Милкот махнул рукой, будто указывая на ее местонахождение. – А больше спросить не у кого. Ни одна живая душа не знает, откуда он взялся.

– Тогда кто же на самом деле хозяин Горса? – произнес я. – Очевидно, не лорд Кларендон, хотя именно он платил нашему другу жалованье. Что, если Горс так и остался человеком Олдерли? Но покойнику служить нельзя. А значит…

– Он… Может быть, Горс просто сбежал. Среди прислуги это обычное дело.

– А может быть, Горс покинул Кларендон-хаус, исполняя распоряжение своего истинного господина.

– Истинного господина… – медленно повторил Милкот.

Он уставился на меня. Его красивое лицо выглядело изможденным и было залито нездоровым румянцем. Я забрал у него бутылку и налил вина в оба бокала. Мы вместе выпили.

– Много раз я вступал в схватку с врагом на поле битвы и считал, что просто исполняю свой долг. – Теперь голос Милкота зазвучал тихо и ровно, будто он вовсе не был пьян. – Я сражался на дуэли, потому что честь одной дамы оказалась под угрозой и я должен был защитить ее доброе имя. Но это… это совсем другое дело. Наш враг невидим и вездесущ. На этот раз я не могу встретить опасность лицом к лицу, ведь я не знаю, в чем она состоит и где таится.

«Козу» мы оба покинули в изрядном подпитии. Милкота не слушались ни руки, ни ноги, и он находил это обстоятельство чрезвычайно забавным.

– Откровенно говоря, дражайший Марвуд, я набрался самым непозволительным образом.

– Не могу сказать, что я сам абсолютно трезв. Давайте найдем для вас портшез.

Говорят «In vino veritas»[4]: когда человек пьян, можно узнать, каков он на самом деле. Когда человек неспособен на предосторожности и расчет, видишь его истинное лицо. Если взглянуть на дело с этой стороны, Милкот проявил лишь положительные качества: он был открыт и честен, даже во хмелю не забывал о хороших манерах и разговаривал со мной без тени снисхождения.

Стоянка портшезов располагалась на Чаринг-Кросс. Я нанял один для Милкота и не без труда помог ему туда взгромоздиться. Я велел носильщикам доставить его в Кларендон-хаус, и, хотя путь предстоял короткий, я щедро заплатил им вперед.

Я договорился с носильщиками, Милкот попрощался со мной и задремал в портшезе, а за это время в голове у меня прояснилось. Свежего воздуха и движения мало, чтобы полностью протрезветь, однако все это помогло сгладить самые пагубные последствия опьянения. Я зашагал к дому пешком – Савой отсюда еще ближе, чем Пикадилли.

По дороге вместе с винными парами рассеялась и моя мимолетная веселость. Прежде чем поступить на службу к лорду Кларендону, Горс служил Олдерли. Ни хозяин, ни слуга не сочли нужным довести это обстоятельство до сведения Милкота либо еще кого-нибудь из домочадцев. Но почему? Напрашивался вывод – Олдерли и Горс состояли в сговоре.

Свернув со Стрэнда, я прошел под аркой, ведущей в Савой. Эта часть города освещалась хуже, да и булыжники мостовой здесь были скользкими. Над рекой поднимался туман, расползаясь по округе и заставляя темные силуэты зданий казаться расплывчатыми. Вместе с туманом вокруг распространялось зловоние сточных вод. Оно всегда усугублялось во время отлива, когда обнажалась бо́льшая часть берега.

Тут и там в окнах и над воротами мелькали размытые пятна фонарей. Я брел медленнее и осторожнее обычного, хотя дорога была знакома мне так же, как коридоры и лестницы собственного дома. Постукивание моей трости по булыжникам звучало приглушенно.

Мне не давало покоя что-то, о чем Милкот упомянул во время нашего разговора в «Козе», но эта подробность погрузилась так глубоко в омут моей памяти, что выловить ее оттуда не представлялось возможным. Некоторое время я силился вспомнить, что привлекло мое внимание, но тщетно.

– Господин Марвуд. Сэр.

Голос звучал чуть громче шепота. Он доносился справа, из узкого переулка между двумя зданиями: днем там часто собирались бродяги, особенно во время дождя.

Я замер и обернулся. Вход в переулок в темноте казался черным, будто чернильное пятно.

– Господин Марвуд.

Голос был низким и хриплым.

– Кто вы? – спросил я, покрепче сжав трость и подняв ее над головой, чтобы в случае необходимости использовать вместо дубинки.

– Друг, сэр. Друг. – Мужчина прокашлялся. – Мой хозяин желает говорить с вами.

– В таком случае пусть приходит ко мне днем.

– Нет, сэр, сейчас. Далеко идти не придется. Он…

Незнакомца прервал щелчок щеколды. Звук донесся от калитки в переулке слева: она вела в часть Савоя, отведенную для частных домов, где обитал и я.

Калитка открылась. В тусклом свете висевшего над ней фонаря я разглядел размытый силуэт мужчины, вышедшего в переулок. Он нес маленький фонарь. До меня донеслось знакомое постукивание костыля по булыжникам.

– Сэм! – закричал я. – Сэм, это ты?

– Да, хозяин. Дай-ка, думаю, возьму фонарь и пойду вас встречать.

Я испытал глубокое облегчение.

– Эй ты, – сразу осмелев, обратился я к неизвестному. – А ну-ка покажись.

Ответом мне были лишь удаляющиеся шаги.

Вскоре подошел Сэм.

– Вы с кем-то говорили?