Королевский тюльпан. Дилогия

— Так он малой и голодный, — пояснила Франсю. — У них, слышала, с людьми забавно выходит. Если поймали, в клетку заперли — так и вырастет зверским зверем, обиженным, что лишили свободы. А если совсем маленьким его человек воспитал, на груди пригрел, он будет ему верней, чем пес. Но не всякого признает. Того, кто мать убил, — никогда. Такой умник его скорей продать старается, у себя держать смысла нет. Если катленок человека признал, у него замурлыкался — все, нашел друга.

Я пригляделась. Нико подремывал, Паши тоже и еле слышно мурлыкал во сне. И обеими тощими передними лапами обнимал предплечье своей постельной грелки. Ага…

— Пусть остается, — подвел итог Луи. — Отойдет немного, сам охотиться станет. Они, как подружатся, чуют опаску для хозяина. Если ночью катланк в роще рычит и воет, туда не всякий вражина сунется — опасно.

Что же касается моего визита к лекарке, он вызвал споры, но итоговое понимание. Во-первых, моей новой родне понравилось, что я ушла осторожно, не попавшись на глаза соседям. Во-вторых, они признали, что я заработала по-королевски.

— Мы-то понимаем, — заметил Луи, — что нам плохую цену дают. Но далеко от пустоши отходить опасно. Да и не знаем мы никого в городе. Сунешься так к какому-нибудь аптекарю, а он возьмет и сдаст скупщикам и почки, и тебя за компанию. И вообще, лепесточники с незнакомыми не очень… боимся мы каменных домов и толпы. А вот ты нашла покупателя. Вроде и случайно, а вроде и сама.

Франсю подбросила веток в огонь и задумчиво качнула пегой гривой:

— Все равно пиявкам-перекупщикам надо товар относить. Иначе сообразят: с чего к нам заходить перестали? Да и лекарке своей скажи — сама пусть отваром цветы поит, ну паре знакомых выдаст, а продавать не суется! Мигом вычислят и башку оторвут. — Франсю еще раз вздохнула и вдруг потянулась погладить меня по волосам: — Бедовая ты головушка… не сидится тебе смирно на месте. Вон сначала невесть откуда аж в проклятые пустоши приблудилась, теперь в город лезть не боишься, хотя по всему ж видно — не твоя это роща. Осторожнее будь, девка. Жалко, если сгинешь. — Она засопела сердито, быстро вытерла полой хламиды лицо, проворчав что-то о том, как от костра вспотела, и скомандовала Луи: — Спать пошли! В кои-то веки сытые ляжем… Хороша каша-то на свинине! Помнишь, кабана мы завалили, когда ты свататься приходил, старый? Ладно… Небось дух лесной не покусает. — И полезла под полог.

— Главное, чтобы лишаем не наградил, — тихонечко себе под нос пробормотала я.

На первый взгляд этой пакости на коте не обнаружилось, все его проплешины оказались следами ран. Но кто ж его знает… без ультрафиолетовой лампы споры зловредного грибка не отследишь. Поэтому проще расслабиться — будет новый день, будут новые проблемы. Тогда и станем разбираться.

Я еще нашла в себе силы, чтобы плотно закрыть котелок помятой крышкой, перевязала остатки нашей трапезы полотенцем. Нет у меня уверенности, что кошак не решит ночью подкрепиться. Он-то не лопнет, но мне хочется и самой утром нормально позавтракать, и ребенка покормить.

Завтра надо заняться хозяйством. И встретиться с Магали — она сама придет на окраину рощи рано-рано утром, когда сплетники из близлежащего квартала еще спят. Принесет первую часть того, что мы договорились купить на те деньги, которые я ей оставила. Дел будет очень много…

А еще стоит проверить, как там луковки тюльпанов поживают. Мне в упор не верится, что нормальное растение, получив плодородную землю, дополнительную подкормку и правильный полив, останется в таком анабиозном состоянии. Ведь луковицы не умерли! Сохранились в земле. Может, конечно, и сгниют через годик, но пока у них есть я и все шансы, которые со мной пришли.

Я быстро умылась холодной водой из ручья, вытерлась вторым куском ткани, тем, на который не попала шерсть заморыша Паршивца. И полезла в шалаш, продолжая раздумывать над тем, что я завтра сделаю по хозяйству. И почек же еще собрать надо — и обычную норму, и про запас, и для Магали…

Мысли в голове выстроились в утомительный хоровод и бесконечно кружили перед внутренним взором, не давая расслабиться и отгоняя сон. Из-за этого мне все время было неудобно лежать. Приходилось очень осторожно ворочаться, чтобы не будить остальных.

Не знаю, как долго я мучилась, но вдруг в щеку ткнулся мокрый нос, потом сместился к уху и Паршивец негромко заурчал, мягко перебирая лапами по моему плечу. Я, может, и отпихнула бы немытое животное, но неожиданно уснула.

 

 

ЭТЬЕН

 

— Брат Этьен, эта женщина пришла опять.

Почему-то дама решила, что блюститель Созидания у себя дома должен быть добрее, чем на рабочем месте, в министерстве. Вчера и позавчера проверить ей это не удалось: первый раз совещание так затянулось, что она не дождалась, когда я вернусь, вчера я так устал, что домашний секретарь, сообщивший ей: «министр уснул», не соврал.

Сегодня я вернулся рано и отговорок нет. Моя репутация, как говорят в народе, трактирная скатерть, но зачем добавлять густое пятно «мучитель бедных женщин»?