Королевство

– Готов кровь сдать? – спросил он, раскатисто, как голландец, выговаривая «р».

– Судя по всему, готов, – ответил Курт Ольсен, не спуская с меня глаз.

Сдав кровь, я вышел на улицу вместе со Стэнли.

Едва доктор появился на пороге, Курт Ольсен и думать забыл о своем деле, поэтому считаю, что его так называемое расследование – затея его же собственная. Когда мы направлялись к выходу, Курт лишь коротко кивнул мне.

– Я был на собрании, – сказал Стэнли, когда мы, выйдя на улицу, вдохнули вечерний воздух, чистый и прохладный, и остановились возле безликого, отстроенного в 1980-х здания администрации, в котором располагался и полицейский участок, – местные брата твоего послушали и прямо зарядились. Так что, у нас тут теперь спа-отель появится?

– Сначала надо, чтобы муниципалитет утвердил.

– Ну, если утвердят, то я с вами.

Я кивнул.

– Тебя подбросить? – предложил Стэнли.

– Нет, спасибо, я Карлу позвоню.

– Точно? Ему придется крюк делать. – То ли он и правда смотрел мне в глаза чуть дольше, чем принято, то ли я уже совсем параноиком стал.

Я покачал головой.

– Ну, значит, в другой раз. – Он открыл дверцу машины.

Как многие горожане, он, переехав сюда, похоже, перестал запирать машину. Они вбили себе в голову романтические бредни о том, что в деревнях никто ничего не запирает. Это не так. Мы запираем дома, лодочные сараи, лодки и уж тем более машины. Глядя, как его машина удаляется, я вытащил телефон и двинулся навстречу Карлу. Но когда спустя двадцать минут рядом со мной притормозил «кадиллак», за рулем сидела Шеннон. Она объяснила, что, приехав домой, они с Карлом открыли шампанское и, так как пил в основном Карл, а Шеннон лишь пригубила, она убедила его, что за руль сядет она.

– Вы что, решили отпраздновать, что меня за решетку упекли? – пошутил я.

– Он предупреждал, что ты так скажешь, и велел мне ответить, что он празднует твое скорое освобождение. Ему повод для праздника найти несложно.

– Это точно, – согласился я, – тут я ему тоже завидую.

Я понял, что это «тоже» можно истолковать превратно, и решил пояснить. Мол, «тоже» я сказал для усиления и что основной смысл в том, что я завидую его способности, как говорится, раскладывать все по полочкам. То есть «тоже» не означает, что я еще в чем-то ему завидую. Но я вообще все усложняю – это за мной водится.

– Задумался, – сказала Шеннон.

– Да не особо, – откликнулся я.

Она улыбнулась. В ее маленьких руках руль казался огромным.

– А ты хорошо видишь? – Я кивнул на дорогу, которую фонари выхватывали из темноты.

– Это называется «птоз», – сказала она, – по-гречески это значит «падение». В моем случае он врожденный. Можно его тренировать, и тогда меньше шансов, что у тебя разовьется амблиопия – так называемый ленивый глаз. Но я не ленивая. Я вижу все.

– Хорошо, – похвалил я.

На первом повороте серпантина она сбавила скорость.

– Я, например, вижу, как тебя мучает ощущение, будто я забрала у тебя Карла. – Она прибавила газа, и по днищу застучал гравий.

Секунду я раздумывал, не притвориться ли, что ее последних слов я не слышал. Но что-то мне подсказывало, что притворись я – и она повторит их.

Я повернулся к ней.

– Спасибо, – сказала она, опередив меня.

– Спасибо?

– Спасибо за все, что ты отдаешь. Спасибо за то, что ты умный и добрый. Я знаю, сколько вы с Карлом друг для друга значите. Мало того что я, женщина во всех отношениях чужая, вышла замуж за твоего брата, так я еще и в твои владения вторглась. Я в буквальном смысле твою кровать заняла. Ты мог бы меня ненавидеть.

– Хм, – вздохнул я. День и так уже получился длинный. – Вообще-то, особо добрым меня никто не считает. Проблема в том, что в тебе мало что можно ненавидеть.

– Я говорила с теми, кто у тебя работает.

– Да ладно? – удивился я.

– Это маленькое местечко, – сказала Шеннон, – и я с людьми общаюсь больше, чем ты. И ты ошибаешься. Тебя считают добрым.

Я фыркнул:

– Это ты не говорила с теми, кому я зубы повыбивал.

– Возможно. Но даже и тогда ты просто брата защищал.

– Ты, главное, меня не переоценивай, – предостерег я, – а то потом разочаруешься.

– Кажется, я уже примерно представляю себе, чего от тебя ждать, – сказала Шеннон, – когда один глаз у тебя полуспит, это дает тебе определенные преимущества. Люди выкладывают больше, чем привыкли, потому что считают, что ты половины не замечаешь.

– Правда? То есть Карла ты тоже раскусила?

Она улыбнулась:

– Ты о том, что любовь слепа?

– По-норвежски говорят, что любовь ослепляет.

– А-а, – тихо протянула она, – это намного точнее, чем английское love is blind[6], – его и употребляют, кстати, неправильно.

– Разве?

– Когда говорят: «Love is blind», подразумевают, что в тех, кого мы любим, мы видим лишь положительные качества. Но на самом деле имеется в виду, что стреляет Купидон с завязанными глазами. То есть его стрелы совершенно случайно выбирают того, в кого нам суждено влюбиться.

– Случайно? Серьезно?

– Ты сейчас о нас с Карлом?

– Например.

– Хм. Может, и не случайно. По крайней мере, иногда мы влюбляемся, сами того не желая. Просто я не уверена, что в делах любви и смерти мы настолько же практичные, как вы тут, в горах.