Королевство белок

К покою Лодии примыкал маленький придел, ниша без окон, в которую вела низкая дверь и лестница из трех ступеней. Там в тиглях и котелках Лодия составляла мази и варила отвары. Растопив камин, Лодия сняла с себя синюю хламиду и в одном платье пошла к своим тиглям и склянкам. В приделе Лодия зажгла огонь, долила воды в котелок, тщательно вымеряя количество. Достав из шкафчика весы, Лодия потянулась к небольшим, плотно закрытым глиняным сосудам на полках, где хранились истолченные в порошок и высушенные травы. Опасно ошибиться в весе хоть ненамного. И руки не должны дрожать.

Тщательно отмеряя ложечкой и высыпая на весы кучки порошков из разных сосудов, Лодия сосредоточенно следила за колебаниями чашек. Ссыпав порошки в кипящую воду, Лодия установила перед собой песочные часы и принялась помешивать деревянной лопаткой.

Когда песочные часы были перевернуты трижды, Лодия сняла котелок с огня и вылила отвар в небольшой кубок.

Она дождалась, пока отвар остыл, и медленно выпила теплое, чуть горьковатое снадобье. Целительница знала, что яд подействует через считанные мгновения. Поставив кубок на место, она села скамеечку перед камином. Лодию вдруг охватил жар, мертвой хваткой сдавило горло.

Через мгновение на полу у камина осталось лежать лишь мертвое тело. Огонь очага бросал причудливые блики на мраморно-бледное лицо бывшей служительницы и на ее волосы цвета печеных каштанов.

Раб долго тряс его за плечо. Берест проснулся и обнаружил себя под крышей, в постели. Он ничего не помнил, кроме ночной стужи и смутных снов. Он позабыл, как вчера на рассвете двое служителей привели кузнеца с переносным горном, чтобы отковал его от столба. У Береста подогнулись колени, служители подхватили его под руки…

Раб поставил на пол лохань для умывания.

— Вставай, одевайся, ешь. За тобой придут, — поторопил он.

— Погоди, отец (раб был стариком). Кто придет?

Умываясь, Берест увидел на своей коже следы, точно от ожогов — везде, где в тело врезалась оледеневшая цепь. Голос Береста звучал хрипло, кружилась голова, но страшная ночь больше никак его не подкосила. «Зимы здесь не такие, чтобы северянина заморозить!» — подумал Берест.

Не проронив ни слова, старый раб вышел. На столе он оставил полкувшина вина, краюху хлеба и миску похлебки. Берест еще не разобрал, голоден или нет. Он думал об Ирице: почему же его не ведут к ней? Берест скрипнул зубами, сел за стол и принялся за еду. Нечего думать… Ему вернут Ирицу. Пусть только вернут. Он никому больше ее не отдаст.

Берест поел и стал ждать, сильно хмурясь и глядя исподлобья на дверь. Наконец за ним пришли двое служителей. Это были те самые, что снимали его с цепей, но Берест их не узнал. Зато они внимательно смотрели на него: на раба, которого Князь велел объявить мертвым. Князь сказал им: «Он все равно что мертв. Не стоит никому говорить, что он был еще жив, когда его отковали».

Береста вывели из покоя. У него часто билось сердце. Он чувствовал, что скоро увидит Ирицу.

Служители впустили Береста в маленький, светлый покой и заперли за ним дверь. Ирица лежала на кровати в одежде, и даже в волосах ее запуталось несколько сухих листков. Как будто ее перенесли сюда из сада, и никто больше не касался ее. Берест быстро шагнул к Ирице, так неуклюже, что споткнулся и упал перед кроватью на колени. Ирица была неподвижна.

Берест приподнял ее, поддерживая так, чтобы ее голова прислонилась к его груди. У него сбилось дыхание. Берест моргнул, чтобы из глаз вылились слезы и не мешали смотреть.

— Ирица… я здесь…

Берест крепко прижал ее к себе и прижался щекой к ее лбу. Ощутил холод… Его самого как огнем обожгло: «Нет, не отпущу, нет!». Что он мог? Он ведь не был лекарем. Другое дело — она. Берест вспомнил, как Ирица исцеляла его раны прикосновением рук и своей лесной магией.

— Ирица… — охрипшим голосом повторил Берест. — Ты слышишь, как я тебя зову? Именем… именем, которое я тебе дал! Как мне помочь тебе, как мне тебя исцелить? Ведь у меня нет твоего дара! Ты сама держись за мою руку, возьми мою силу, ладно? — одной рукой Берест крепко сжал узкую ладонь лесовицы. — Ты же знаешь, как. А за меня не бойся: я вытерплю.

Бересту чудилось, он уловил еле различимый отклик ее души. Он ощутил, что Ирице холодно, пусто, и самое ее последнее чувство перед смертью — ей жаль его.

Его начало трясти, как от озноба.

— Возьми мою силу, всю! — крикнул Берест в холодную пустоту.

Ирица не слышала его голоса в своем ледяном зимнем сне. Правда, к ней будто бы пробился в какой-то миг этот зов, но сейчас же снова отдалился. Но ладонью лесовица почувствовала его тепло, как растение весной ощущает, что в нем пробуждается сок. Слезы полились из-под закрытых век Ирицы.

Берест заметил дорожки слез на ее щеках. Он понял, что она оживает. А лесовица уже чувствовала, что Берест здесь, рядом, ощутила его горе и одиночество, уже слышала его голос и, стремясь к нему, просыпалась. Берест шепотом повторял ее имя. Ирица открыла глаза. Он глубоко вздохнул, поддерживая ее, пока она плакала, спрятав лицо у него на груди.