Я поморгал, глаза быстро привыкли, вот уже не ночь, а просто серый день без красок, все видно. Лес как лес, все верно, именно та поляна, через которую проезжал от нашей стоянки до крепости герцога Лонгшира.
Отлежавшись, тщательно спрятал и присыпал мешки прошлогодними листьями, набросал сверху веток, вроде бы незаметно, если не слишком присматриваться.
Еще через пару часов луна сдвинулась на другую половину неба, а с той же стороны тяжело и с угрожающей величавостью начало подниматься массивное оранжевое солнце. Совсем не диск, как у нас там, а отчетливо видимый шар, только огромный, на треть неба. Наше при таких размерах сожгло бы Землю, но это, к счастью, не раскалено, а всего лишь нагрето внутренним теплом.
Я выждал еще, оглянулся, как там моя куча листьев и веток. Все, пора идти.
Понсоменер вышел навстречу, обычно непроницаемое лицо сейчас выглядит почти человеческим, и заговорил он первым, что случается редко:
– Глерд… Как мы все волновались! Фицрой вообще ночь не спал… Правда когда солнце поднялось, заснул. Рундельштотт гадает на песке и листьях…
– И как? – спросил я.
– Никак, – ответил он. – Все обошлось?
– Нет, – ответил я. – Пойдем, поможешь принести пару мешков. В крепости подарили.
– Герцог?
– Да, – подтвердил я. – Этот Лонгшир оказался таким щедрым! Все гнался за мной и уговаривал взять еще что-нибудь.
Он кивнул.
– Далеко?
– Нет, – ответил я. – Герцог добежал бы до нашего дуба, но я не хотел раскрывать наше логово, потом взял мешки, а герцога отпустил.
Когда мы пришли на место, я разбросал ветки и взял мешок поменьше, Понсоменер так же молча взял второй, ничего не сказал, только взвесил на руке и посмотрел как-то странно.
Рундельштотт и Фицрой, как будто почуяли, что я вернулся, или же ощутили неудобство, когда исчез Понсоменер, сейчас уже у скатерки, один сидя, второй полулежа, преспокойно пьют вино.
Я сказал издали с тяжелым сарказмом:
– Как переживают, как переживают!..
Рундельштотт от испуга подпрыгнул, а Фицрой оглянулся, радостно вскинул руку с кубком в кулаке.
– Точно!.. Вот пьем с горя. Чтобы заглушить тревогу. Ты наверняка там вылакал уже полбочонка? Вон булькает у тебя! И даже звякает.
Понсоменер опустил мешок на землю рядом с моим и присел к скатерти.
Рундельштотт сказал почти виновато:
– Прости, не дождались, сели перекусить. Это еще не завтрак, а так просто…
– Ага, – сказал я сварливо, – то-то сразу полмешка опустело.
– Ничего подобного, – возразил Фицрой. – Великий мастер создает вино прямо на месте!.. Тебе бы так научиться!.. Ну, какие новости? Говори быстрее! Мы же всю ночь не ели, за тебя переживали. Решил все миром?
– Точно, – ответил я. – Правда, небольшая накладка все же случилась, то так, совсем мелочь.
– Насколько? – уточнил Рундельштотт. – И что это у тебя за мешки?
– Это я там в прошлой жизни оставил, – сообщил я. – В дупле старого-старого дуба под охраной мудрой, как наш мастер, совы. А теперь, думаю, пригодится.
Фицрой потер ладони.
– Что-то чую, чую!.. Мне твои мешки нравятся все больше. А когда раскрываешь, жить становится совсем интересно. Садись, теперь будем завтракать по-настоящему.
Я покачал головой.
– Я сыт. Правда-правда. Герцог постарался накормить так, что пришлось пояс расстегнуть на две дырки.
– Не на три же, – заявил Фицрой. – Я обычно расстегиваю на четыре! Тебе еще учиться и учиться, как пировать вволю и в радость. Как прошло?
Все трое притихли, готовые слушать. Я сел, есть в самом деле не хочется, Аня постаралась на совесть, сказал степенно:
– Как я и предполагал в своей мудрости, герцог оказался человеком рассудительным и понимающим доводы. Большого труда не составило убедить его не пытаться вредить королеве. Он понял и принял, что Антриас, который их подзуживает, отберет и те свободы и вольности, что у них сейчас есть, как только захватит Нижние Долины.
– Ты гений! – воскликнул Фицрой в восторге. – Я верил в тебя!.. Я всегда в тебя верил!..
– Правда? – спросил Рундельштотт. – А мне говорил…
Фицрой подскочил, как ужаленный:
– Юджин, не слушай его!.. Мастер, как не стыдно? У вас вон уже почтенная старость налицо, а вы какой-то несерьезный!.. Юджин, а что дальше? Герцог принес присягу на верность королеве?
– Почти, – ответил я.
Он поперхнулся.
– Это как? Либо принес, либо не принес, а как это «почти»?
– Всегда какая-то свинья да помешает, – пожаловался я. – Так и нам помешали. Вбежал младший брат герцога и начал обличать… Ну, все знаете, как подростки любят обличать. Обличал-обличал, герцог начал сердиться.
Фицрой прервал:
– Младшие братья всегда зло. Обличая, он и тебя смешал с дерьмом? А то еще и втоптал? По ноздри?
– Это не считается, – пояснил я с достоинством. – Он не должностное лицо, а так… всего лишь брат. Я мудро разделяю высказывания лиц при исполнении и родственников. Земли этого брата намного западнее, а здесь он в гостях. Потому официально он никто, хотя неофициально дорогой брат.
Фицрой покачал головой.
– Ты дипломат, а я бы ему дал в лоб за такие слова.
Я тяжело вздохнул.
– Какой ты грубый. Я вот ни за что бы так… хотя да, пришлось.
– Что, – спросил Фицрой в недоумении, – что пришлось?