Кроме того, культурный уровень королевства важен сам по себе для того, чтобы можно было объяснить, почему колонии не становились центром взаимодействия культур. Безусловно, неверно утверждать, что колонии всегда находились в состоянии войны и звон мечей заглушал все другие голоса. Но королевство так и не стало центром интеллектуальной деятельности, оставшись придатком европейской культуры, провинциальным и маргинальным. Конечно, школы существовали – приходские, монастырские и при кафедральных соборах, но они не оставили по себе никакого следа. Ни одна переводческая школа, ни один университет так и не были созданы, и это в то время, когда в Европе основывались университеты. Все, что крестоносцы считали ценным и могли передать последующим поколениям, так это повседневные жизненные правила, подражание старым поколениям, стремившимся сохранить рыцарский кодекс поведения, и отдельные коммерческие навыки. Не случайно изучение законов и местных обычаев и преданий становится излюбленным занятием аристократии крестоносцев. Кроме того, что закон был краеугольным камнем классовых привилегий, по своей природе это был наиболее традиционный и консервативный элемент. Со всем тем, что было общим для Европы и ее восточных колоний, ни одна европейская страна не использовала в такой большой мере принцип прецедента, как это было на латинском Востоке. Занятие юриспруденцией было одним из наиболее важных проявлений интеллектуальной жизни.
Отсутствие какой бы то ни было школы в средневековом значении этого слова не только показатель интеллектуального уровня, что особенно важно в контексте нашего повествования. Передача культуры очень редко зависит от деятельности одинокого подвижника. Сфера распространения его знаний ограничена, а жизнь его очень кратка. Несмотря на то что коллеж, университет или какая-то школа не могут постоянно обеспечивать высокий уровень преподавания, все равно эти интеллектуальные центры становятся хранилищем культуры. То, что в королевстве не было создано ничего подобного школе Салерно или Толедскому университету, можно объяснить тем фактом, что отсутствовал какой бы то ни было механизм сохранения и передачи восточной культуры, которую накопило предыдущее поколение.
В итоге крестоносцы просто повторяли зады. Постоянный приток иммигрантов в XII в. и большие военные экспедиции действовали как духовный растворитель на любые процессы смешения Востока и Запада. Колонии не создали достаточно прочную культурную сеть, чтобы захватить в нее волны новых поселенцев и ассимилировать их. Каждый новый крестовый поход и каждый новый иммигрант укреплял западный элемент и обеспечивал его постоянство. Это может объяснить, почему в XIII в. слышатся новые примирительные голоса в отношении ислама. В этом столетии почти иссяк приток мигрантов и прекратились крупные крестовые походы.
Даже выборочный процесс частичной ассимиляции для многих прибывших из Европы, да и для некоторых современных историков, представлялся как вырождение нации. Верно и то, что другие историки видели этот процесс в положительном свете, как начальный этап поглощения и слияния, явление, никогда не имевшее место и о котором крестоносцы и не помышляли. Есть много правды и верных наблюдений в высказываниях образованного мусульманина Усамы ибн-Мункыза: «На франках тяготеет проклятие, этот народ не сообщается ни с каким другим, кроме как представителями собственного племени». Можно было ожидать, что это чувство отторжения было сильнее среди вновь прибывших – участников крестовых походов, пилигримов или простых иммигрантов, чем среди тех, кто жил в стране. Тот же самый мусульманский автор замечает: «Некоторые франки уже освоились на новом месте и давно общаются с мусульманами. Они гораздо лучше тех, кто недавно прибыл из франкских земель. Но они составляют исключение из общего правила». Какой можно сделать вывод из этого. Буквально это означает, что в стране было постоянно больше вновь прибывших. Этот факт трудно признать или опровергнуть. Однако возможно предположить, что в XII в., когда шла постоянная миграция, именно так и было. Но так или иначе, мусульманскому наблюдателю, хорошо знавшему общество крестоносцев, оно казалось неспособным воспринять ассимиляцию.