— Он хочет отправить ее на Акору. Это очень тяжелый выбор, но я могу его понять. Опасность, угрожающая Акоре, пока все еще в будущем. А вот угроза мирному существованию Англии стала реальностью.
— Если бы Акоре ничто не угрожало, он бы поехал с ними.
Она кивнула.
— Да, но, учитывая обстоятельства, это невозможно. Скоро будет сформировано новое правительство. Алексу необходимо быть здесь, чтобы отстаивать интересы Акоры.
Она мягко добавила:
— Им будет очень трудно. Они не расставались со дня своей свадьбы. А тут еще и рождение Амелии. Все очень печально.
Ройс осторожно спросил:
— Вы же понимаете, что придется ехать не одной только Джоанне?
Она глубоко вздохнула.
— Честно признаться, я так долго ждала поездки в эту страну и надеялась провести здесь гораздо больше времени.
Он слегка сжал ее талию.
— Вы вернетесь.
«Нет, — подумала она. — Не вернусь». Так пророчествовали ее видения, а они почти всегда сбывались. Она постаралась переключиться с мыслей об этом на какие-то практические дела.
— У меня в запасе несколько дней. Может быть, я смогу еще раз побывать в кондитерской Гюнтера, если на улицах будет спокойно.
— Я опустошу все содержимое магазина, и, ручаюсь, вы возьмете с собой столько ирисок, сколько сможете увезти.
— Вообще-то я больше люблю лимонные леденцы.
— Леденцы так леденцы.
Они вместе спустились вниз.
— Распоряжения Атрея ясны, — сказал Алекс.
Прошло несколько дней. Беллингем был повешен и похоронен. Лондон погрузился в мрачное бездействие, иногда нарушаемое суетой вокруг формирования нового правительства. Виги надеялись на предоставление им второго шанса, в то время как тори пускались на любые ухищрения, чтобы удержать власть в своих руках. Георг Толстый не вылезал из постели.
— Кассандра должна вернуться на Акору на том же корабле, который привез послание от Атрея. Это окончательное бесповоротное решение, — сказал Алекс.
— Мне стоит обижаться на намек, что я могла пойти наперекор приказам брата? — тихо спросила Кассандра.
Она слишком устала, чтобы хоть как-то выразить свой протест. Частые бессонницы сделали свое дело. Но если она иногда и видела короткие сны, то все они были наполнены образами крови.
— Не надо, не обижайся, — ответил Алекс. В его голосе сквозила искренняя любовь к сестре.
— Я сдаюсь, — проговорила Кассандра.
На самом деле она и не собиралась, но решила затаить боль в своем сердце. Боль от разлуки с Ройсом. Ее чувства к нему приняли опасное, угрожающее направление. Они, как искусители, отвлекали ее от мыслей о доме.
— А я нет, — заявила Джоанна.
Все это время она стояла у окна и с отсутствующим видом смотрела на сад, но теперь обращалась к мужу.
— Я даже притворяться не буду. Хоукфорты преспокойно жили в своем поместье целых девятьсот лет. Не понимаю, почему я не могу туда поехать?
— Напомнить тебе, — раздражаясь, спросил Алекс, — что ты и наша дочь теперь принадлежите к роду Атреев?
— Нет, — ответила Джоанна. — Мне не нужно напоминать об этом. — Из груди вырвался глубокий вздох. — Но я тебе сказала все, что думаю по этому поводу. У нас мало времени, и я не собираюсь проводить его в ссоре.
Алекс подошел и обнял ее. Она положила голову на его широкую грудь. Ройс и Кассандра обменялись взглядами. Как по команде, они оба встали и выскользнули из комнаты, оставив супругов наедине.
В саду Ройс сказал:
— Замужество сделало мою сестру сентиментальной. Раньше она никогда бы так быстро не сдалась.
— Она любит его и поэтому не может взять над ним верх. Если бы она даже и склонила Алекса к своему мнению, то все равно бы проиграла, потому что знала бы, что это не принесет ему счастья и спокойствия. Это нельзя назвать победой.
— Получается, что любовь — это ловушка, — пошутил он, но ответ Кассандры был абсолютно серьезным.
— Именно так. Сладкая ловушка, конечно же, но суть от этого не меняется. Когда приходит любовь, для свободы места не остается.
Он остановился в тени ветвистой ивы и посмотрел на нее.
— Вы меня удивляете. Я всегда думал, что женщины вкладывают совсем другой смысл в понятие любви.
— Мне кажется, что женщинам, равно как и мужчинам, нравится быть любимыми. Это наделяет их сверхъестественной силой. Но любить кого-то — это совсем другое.
— Вы никогда не любили?
Любила ли она? Или была близко от этого чувству.
— Я люблю свою семью.
Он едва заметно улыбнулся. Солнечные лучи, проникавшие сквозь изящные ветви, вдруг ярким пятном осветили его густые ресницы, прямой нос и чувственные губы. Эти губы… этот поцелуй…
— Мне нужно идти в дом, — сказала она.
— И мне нужно, вернее, я должен ехать в королевскую резиденцию.
Она ему очень сочувствовала.
— Опять принц-регент?
— Опять и снова. Он погрустнел.
— Он хочет, чтобы именно я примирил вигов и тори.
— Но это же глупо. Только сам принц-регент может это сделать.
Ройс удалился. Кассандра еще какое-то время оставалась в саду, давая острой боли время улечься, чтобы никто в доме не заметил ее состояния. Затем она начала собираться в путь.
Она сорвала лист с ивы — именно под ней стоял когда-то Ройс в лучах солнца. Это воспоминание стало уже частью прошлого.